Барбара О'Нил - Когда мы верили в русалок [litres]

Хотя дома она почти не бывала. Мама работала вечерами, а Джози шлялась в свое удовольствие, то с одним парнем, то с другим. Подруг у нее было мало. Она говорила, что ей нужна всего одна подруга – я, но истинная причина, догадывалась я, была в другом: Джози без зазрения совести затаскивала в постель любого парня, который ей приглянулся в данный момент, независимо от того, встречался он с девушкой или нет, а кому нужна столь опасная подруга?

Я скучала по своей настоящей сестре, по той, с которой мы шептались, на которую прежде я всегда могла положиться, но мне не удавалось найти к ней дорогу. Она исчезла в другой жизни, и я не знала, как отыскать ее там.

Ведала ли мама, что Джози постоянно где-то гуляет? Трудно сказать. В тот первый год мы все трое с ума сходили от горя, оплакивая все, что потеряли, все, что имели, всех, кто был нам дорог. В принципе, мама поступила правильно, что увезла нас от всего, что было нам привычно. Начнем жизнь с чистого листа. Так она сказала. На первых порах она работала метрдотелем в престижном стейк-хаусе, который был баснословно популярен в те дни. Стейки, картофель, вино в маленьких бокалах, мерцающие «атмосферные» огни. Метрдотелем мама была эффектным. В ресторан она являлась в одном из своих сексуальных платьев, которые удалось отыскать в руинах нашего разрушенного дома. Весь свой гардероб мама не спасла, но и тех нарядов, которые она нашла, было достаточно, чтобы производить впечатление, зарабатывать на жизнь.

Худо-бедно. Как оказалось, метрдотель получал меньше, чем бармен, и она, ради более высокого дохода, встала за стойку бара.

Единственным плюсом было то, что жили мы рядом с парком, который нам очень нравился. Там был бассейн, где Джози и мама загорали, пленяя всех своей совершенной красотой. Пляж от нас тоже находился не очень далеко, но машины у нас, разумеется, не было, и, если не удавалось уговорить маму свозить нас туда, приходилось ехать на автобусе. В общем-то, ничего страшного, просто это занимало больше времени, да и на обратный автобус опаздывать было нежелательно, а на пляже как-то не хотелось постоянно поглядывать на часы.

Первое время после переезда в Салинас я чувствовала себя одинокой как никогда в жизни. В «Эдеме» рядом постоянно кто-то был – сестра, Дилан, мама или папа. На худой конец, повара, официантки, музыканты или поставщики. К тому же со мной всегда были Уголек и кошки, обитавшие дикой колонией в зарослях карликового дуба.

Уголек умер от старости всего за несколько месяцев до землетрясения. Втроем – Дилан, Джози и я – мы устроили ему настоящие душевные похороны, его пепел развеяли над океаном и потом рыдали друг у друга на плечах, пока не выплакали все слезы. Угольку было шестнадцать лет – сто двенадцать в пересчете на человеческий возраст, но это служило слабым утешением. Сколько я себя помнила, он всегда был рядом, и я горько скорбела по нему. Родители обещали подарить нам нового щенка, но так и не удосужились свозить нас в собачий питомник.

И слава богу, как оказалось.

В безликой квартирке, что мы снимали в Салинасе, я почти все время была одна. К тому времени, когда я возвращалась домой из школы, мама либо собиралась уходить, либо уже ушла на работу. Джози и до землетрясения была тусовщицей, а в Салинасе ее тяга к развлечениям возросла вчетверо. У меня был библиотечный абонемент, и я неизменно посещала читальный зал, если удавалось найти кого-то, кто меня бы туда отвез, но маму было трудно уговорить. Иногда мы с Джози шатались по торговому центру, но это случалось не часто.

В общем, я маялась одиночеством. Читала. Не отползала от телевизора. Пересмотрела, наверно, все телепередачи, что шли тогда в эфире. Хоть что-то ведь должно было разбавлять тишину в квартире. Я училась готовить, пока по телевизору в гостиной показывали сериалы «Чудесные годы», «Принц из Беверли-Хиллз» и после обеда – мою любимую мыльную оперу «Санта-Барбара», которую даже Джози смотрела. Правда, больше по дому она ничего не делала. Мне было все равно. Моя жизнь, моя семья были разрушены, но в «Санта-Барбаре» ничего не менялось: Иден и Круз как выясняли, так и продолжали выяснять между собой отношения. Я пекла. Я стряпала. Я штудировала кулинарные книги из библиотеки, осваивала все кулинарные приемы, которые можно было освоить. И каждый день готовила ужин на всех троих. Чаще, кроме меня самой, мою стряпню никто не ел, остатки обычно летели в мусорное ведро, но мне все равно нравилось садиться за стол и ужинать по-человечески.