Дэвид Лодж - Думают…

— Ну, это не проблема, — сказал я, уже начиная распаляться. Во мне проснулся «синдром Марты» — возможность доставить наслаждение зрелой женщине, которой только этого и надо. Я поймал взгляд официанта и жестом попросил его принести чек.

Мы обнимались в машине по пути в отель, а потом в лифте, поднимаясь в ее комнату на двадцать восьмом этаже… Как только за нами закрылась дверь, начали срывать друг с друга одежду и, обнявшись, пошли к кровати, но ей нужно было сначала в ванную, и пока она была там, я успел спрятать диктофон под одеждой. Когда она вернулась, мы легли в кровать и стали делать все, что только могли придумать: сосали, лизали, трогали, трахались… поначалу я гордился тем, как долго могу не кончать, но потом стал опасаться, что не кончу вообще… вторая бутылка явно была лишней… между тем Изабель вздыхала, постанывала, но тоже не подавала признаков приближения оргазма… я спросил ее об этом как можно деликатнее, приподнявшись над ней на локтях…

— Боюсь, я ошиблась, — сказала она. — Ты — прекрасный любовник, Ральф, но, по-моему, я не создана для случайных связей. — Она замолчала на мгновенье. — Если ты скажешь, что любишь меня, может, будет лучше. Соври, если сможешь.

— Конечно же, я люблю тебя, — сказал я честно, без всякой задней мысли, и сразу же почувствовал, как по ее телу пробежала дрожь.

— Ох господи, — простонала она.

— Я люблю тебя и люблю ебать тебя, — сказал я, двигаясь в такт словам.

— Мне нравится, когда ты ебешь меня, — сказала она.

— Я люблю тебя, и мне нравится, как ты говоришь это, — сказал я. Мы продолжали в том же духе, пока не достигли оргазма одновременно, и в этот момент в стену яростно застучали соседи.

Я еще раз прослушал кассету и получил еще большее удовольствие… Страшно возбудился… Пошел искать Кэрри… Эмили и Марк, смотревшие телевизор в гостиной, сказали мне, что она уже отправилась спать… Я поспешил наверх… К счастью, она еще не уснула, лежала в кровати с книгой… Я почистил зубы, скользнул голый под одеяло и положил ей руку на живот.

— Чего тебе надо, Мессенджер? — спросила она.

— А ты как думаешь? — ответил я вопросом на вопрос, задирая ее ночную рубашку.

Она вздохнула и отложила книгу:

— Ладно, только не шуми, дети еще не спят.

— Да они и так знают, что мы занимаемся сексом, — сказал я.

— Все равно, — сказала она и сняла рубашку через голову. У нее такие чудные груди… читатели «Воскресного спорта» кончили бы себе в штаны, если бы только взглянули на них. Я влез на нее сверху, вошел в нее и поплыл. В последнее время заниматься любовью с Кэрри — все равно что оттопыривать детский надувной замок, но я усердно трудился, и через некоторое время она начала отзываться, привычно мяукая и подвывая.

— Скажи «еби меня», — попросил я.

— Тише ты… Еби меня, — прошептала она.

— Громче, не верю, — сказал я. Она молчала.

— Я люблю тебя, — сказал я. Ее глаза расширились от удивления. Я давно не говорил ей этого.

— Я тоже люблю тебя, Мессенджер, — сказала она.

— А теперь громко скажи «еби меня», — попросил я опять. Но она не захотела. Я закрыл глаза и попытался вспомнить об Изабель. Но почему-то вспомнил о Хелен Рид, ее мокрой футболке и прилипших к телу шортах. Как я уже говорил, похоть — головоломка.

Она, Мэри Уиллингтон, сидела в серой прихожей без окон — такой же серой, как и все остальные комнаты ее большой подземной квартиры. Она сложила руки на коленях, обтянутых серой сержевой юбкой, и смотрела на секундную стрелку вмурованных в стену черных часов. Когда стрелка пройдет римскую цифру одиннадцать, обгонит минутную, а затем одолеет еще пять минутных делений, часы звонко и торжественно пробьют семь раз. Обычно в это время обитая черным дерматином дверь, ведущая в темный коридор, который заканчивался другой дверью, бесшумно приоткрывалась, и в комнату входил учитель.

Сегодня он наверняка будет одет в свой обычный черный костюм, начищенные черные ботинки, белую рубашку и серый галстук. Но на сей раз на его лице не будет тускло-стальной маски, скрывающей цвет его глаз и губ. Обычно видна только его густая черная борода и бакенбарды. Возможно даже, на его руках не будет черных перчаток из тончайшей лайки.

Продолжая сидеть в обманчивом спокойствии, Мэри глянула на собственные руки, обтянутые искусственной кожей, которую ей разрешалось снимать лишь ночью, в полной темноте, с помощью слепой горничной Люси. Так она не могла бы случайно заметить жемчужно-розовые (она об этом знала), полупрозрачные пластинки, покрывающие кончики ее пальцев.