Дэвид Лодж - Думают…

— А что, если у тебя эта самая киста? — спросила я.

— Ее можно удалить хирургическим путем. Но вначале ее сжимают с помощью каких-то препаратов. Халиб говорит, что они недавно получили новые лекарства. Иногда киста исчезает полностью.

— И она была у тебя все эти годы?

— Возможно.

— Ну, тогда это — хорошая новость.

— Да, если она подтвердится.

— А Хендерсон мог это предположить?

— Должен был. Кэрри абсолютно права.

Мы подошли к стоянке Центра. Под мрачным сводом, на третьем этаже, светилось окно, наполовину прикрытое жалюзи.

— Даггерс корпит над своими алгоритмами, — сказал Ральф.

— Поцелуй меня, Мессенджер, — сказала я. Он не ответил, глядя на окно.

— Мессенджер?

— Что?

— Поцелуй меня.

Он осмотрелся по сторонам, увлек меня к стене, и мы поцеловались. Но мысли его были где-то далеко. Наверное, думал о своей кисте.

Воскресенье, 1 июня.Уже поздно, 10.30. Я только что пришла, вся измученная и в панике. Измученная двухдевными бесконечными дискуссиями о сознании и в панике от мысли, что нужно будет что-то говорить завтра на заключительной сессии.

Заседания проходят с девяти тридцати утра до шести вечера. Основные пленарные лекции читают в большой аудитории, а небольшие тематические семинары проводятся одновременно, и это означает, что нужно выбирать между искусственным разумом, когнитивной психологией, нейробиологией и какой-то всеобъемлющей категорией, называемой альтернативными подходами. Мой выбор осложняет еще и то обстоятельство, что о лекторах и темах их лекций я знаю мало или почти ничего. Из-за этого я несколько раз попадала на невероятно скучные лекции. Думаю, я не одинока, поскольку время от времени какой-нибудь смельчак вставал на середине занятия и покидал зал в поисках чего-нибудь более интересного, но у меня самой не хватало храбрости это сделать.

Перерывы на утренний кофе, обед и вечерний чай тоже превращались в тематические беседы. Присутствие телевидения провоцировало ожесточенные споры. В промежутках между лекциями телевизионщики бродили по коридорам и приемным, брали интервью у участников и подслушивали их разговоры. Когда люди замечают, что их снимают, а над головами зависает журавль с болтающимся на конце заглушенным микрофоном, точно какой-то дохлой зверюшкой, они начинают позировать и вести себя неестественно. Съемка пленарных заседаний требует дополнительного освещения, от которого в аудиториях становится жарко и душно. Порой мне ужасно хотелось прилечь в каком-нибудь прохладном и темном месте, но я продолжала безропотно бродить по коридорам и лестницам Эйвон-Хауса (к сожалению, два лифта вышли из строя), натыкаясь на «Предлобную кору головного мозга как базовый компонент личности», «Слияние когнитивного и феноменологического подходов к изучению сознания», «Появление эмоциональной выразительности в роботах», «Теорию относительности и проблему когнитивной связи» и так далее и тому подобное… Было еще исследование, которое я, к сожалению, пропустила и которое называлось: «Что такое мозг: ведро с дерьмом или миска со студнем?» К концу первого дня мой мозг скорее походил на студень. Я вела конспекты, в которых потом ничего не могла разобрать и даже вспомнить, о чем вообще шла речь. Центростремительность, центробежность, экс-центростремительность… Схема=-репродуктивный, коактивация нейронов… синергитический взгляд на мозг в противоположность картезианскому… динамический процесс взаимодействия… Нервный заряд с частотой 40 герц при буддийской медитации… Что бы это могло значить?

Встречались и вполне понятные предложения, больше похожие на анекдоты. Боль в фантомах конечностей, хирургически ампутированных под анестезией, менее острая, чем при потере конечности во время несчастного случая… Одна из выступающих говорила, что у нее развилось новое представление о собственном «я» после того, как она переехала из Америки в Норвегию и выучила норвежский язык… И, наконец, самая потрясающая запись: Корреспондент пишет Льюису Кэрроллу после прочтения «Бармаглота»: «Голова моя наполнилась идеями, но я не знаю, какими» — точь-в-точь мои ощущения в конце первого дня.

Сегодня преобладали лекции и семинары, вечером дошла очередь и до стендов — еще около тридцати или сорока дополнительных исследований сознания, вывешенных на особых планшетах, у которых стояли авторы, готовые ответить на любой вопрос, подобно торговцам у базарных лотков, продающим свой информационный товар. «Фазовый подход к квантовой нейродинамике и его отношение к области пространства-времени механизмов нейронного кодирования», «Субъективное течение времени: последствия предоперационного медикаментозного лечения и общей анестезии», «От кванта — к qualia», «Воздействие крийя-йоги на электромагнитную деятельность мозга», «Моделирование обучаемого поведения у автономных индивидов». Последнее исследование принадлежит Людмиле Лиск — тонкой и острой, как нож, в облегающем черном платье и туфлях на высоком каблуке. Что-то связанное с имитацией детских игр. Она оживленно объясняла свою тему профессору Розенбауму и по-светски небрежно улыбнулась мне из-за его плеча, когда я проходила мимо. Розенбаум представлял сегодня свою работу: «Построение функционирующего мозга». Оказалось, что это — компьютерная программа, выполняющая почти все должностные обязанности менеджера. Он признал, что такой робот, конечно, не сможет видеть, слышать или двигаться и будет общаться только по электронной почте.