Эбби Гривз - Игра в молчанку [litres]

В эти минуты я ненавидела эту неизвестную беременную женщину. Я ненавидела и себя за эту внезапную, яростную ненависть, но ничего не могла с собой поделать. Я ненавидела эту многодетную мать за ее счастье, за ее плодовитость, за то, что она, сама того не сознавая, присвоила все, о чем мне оставалось только мечтать. Еще немного, и я бы потеряла над собой контроль, поэтому мне пришлось как можно скорее уйти. Что я могла сделать? Убежать с ее детьми? Ударить ее? Расцарапать ее самодовольно-счастливую рожу? Потребовать, чтобы она немедленно ушла, чтобы хоть на пять минут избавила меня от своего присутствия и от радостного визга своих детей? Я могла, могла это сделать, Фрэнк! В какой-то момент я поняла это совершенно отчетливо, и меня охватил самый настоящий ужас. А ужас в свою очередь заставил меня поскорее вернуться домой. С тобой, Фрэнк, я могла, по крайней мере, не бояться выйти за рамки.

Когда я снова оказалась в нашей прихожей, ты вышел из кухни и помог мне снять куртку. Ты не произнес ни слова, да и о чем тут было говорить? Твои извинения мне были ни к чему – что бы ты ни говорил, я знала, что на самом деле ты этого не думаешь.

Интересно, почувствовал ли ты, как близка я была тогда к тому, чтобы от тебя уйти? Всю ночь я провела без сна, то изобретая различные способы найти другого мужчину, который смог бы понять мое невыносимое «одиночество вдвоем», так же хорошо как я, то спрашивая себя, а возможно ли это в принципе? Можно ли признаться, что хочешь ребенка, но так, чтобы не выдать своего отчаяния? Так, чтобы не выглядеть жалкой и униженной?

И, кроме того, у меня был ты. Я представила, как выкатываю из нашего дома большой чемодан на колесиках, чтобы ехать в съемную квартиру или в комнату на одного. Не думаю, что смогла бы пережить прощание. А ты?..

Липкий, горячий пот потек сзади по шее Фрэнка. Спустив ноги с кровати, он потянулся к окну и открыл раму так широко, как только позволяли старые, много раз крашеные петли. Рама поддавалась плохо, он рванул сильнее и смахнул с ночного столика будильник, водруженный поверх шаткой стопки старых журналов. Будильник показывал начало первого ночи, и Фрэнк, подобрав его с пола, прижал холодный жестяной корпус ко лбу в надежде остудить свой пылающий лоб, до того как температура воздуха за окном сколько-нибудь заметно понизится. Как бы не так…

«…Из нашего дома… в съемную квартиру…» – Впиваясь глазами в страницу, Фрэнк снова и снова перечитывал эти слова, пока они не распались на бессмысленные слоги и звуки, казавшиеся незнакомыми его слуху и разуму. Нет, он не догадывался, что Мэгги хочет уйти. Во всяком случае, не тогда… За сорок с лишним лет подобная мысль не приходила ему в голову вообще ни разу! Да, им обоим бывало тяжело, – намного тяжелее, чем они могли когда-то вообразить, – но ни при каких обстоятельствах он не мог представить своей жизни без Мэгги.

На мгновение Фрэнк словно наяву увидел, как она украдкой снимает с чердака чемодан на колесах и укладывает в него вещи, то и дело оглядываясь на дверь и боясь, что он вернется с работы раньше обычного. Потом он представил их обоих на крыльце: Мэгги приподнимается на цыпочки, чтобы обнять в последний раз, но тело ее напряжено, словно она желает во что бы то ни стало сохранить некую дистанцию между ними, и объятия получаются просто дружескими, словно многих лет счастливого брака никогда не было. От внезапной острой боли в груди у Фрэнка даже закружилась голова. Он не сомневался, что Мэгги без труда нашла бы мужчину, для которого дети были бы альфой и омегой, сосредоточием жизни и вселенной, но что было бы с ним? Забыть Мэгги он не смог бы никогда – это Фрэнк знал твердо.

В последние несколько месяцев Мэгги, должно быть, тоже обдумывала различные варианты выхода из положения. Наполненные навязчивыми мыслями и неослабной тревогой, ее дни тянулись как бесконечность, и даже то, что физически Фрэнк оставался рядом, ничуть ей не помогало, а возможно, даже усугубляло ее мучения. Кто на месте Мэгги не попытался бы прекратить такие отношения? Человек, который панически боится одиночества – вот кто. Он давно заметил, что стоит Мэгги увидеть узкую односпальную кровать – безразлично, в магазине ли или в доме у знакомых, как ее лицо становилось отрешенным и печальным. И пугала ее вовсе не мысль о расставании с ним. Куда больше она боялась, что никто в целом свете уже не сможет стать для нее человеком достаточно близким, чтобы она сумела забыть свои страхи.