Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

На какой-то миг он ощутил необъяснимое удовлетворение, когда увидел, как девушка-почтальон подошла к столу Марре, протянула ей письмо и как Марре его прочитала, но затем его стало мучить сомнение, не забыл ли он написать свой номер, и если да, то как же Марре узнает, кому посылать ответ, ведь девушка-почтальон не знает Таавета в лицо, к тому же она уже разгуливала в другом конце зала… Но что самое ужасное — Марре и не думала писать ответ, казалось, она о чем-то размышляла, в самом деле что-то тут было не так… Он закрыл глаза и долгое время сидел так, затем открыл, но стал смотреть только перед собой, на стол, на остатки салата в тарелке, кусочки ветчины, блюдо с селедкой, где от селедки осталась лишь голова с торчащим изо рта цветком бессмертника. Селедочная голова, думал Таавет, все еще не смея поднять глаза. Селедочные головы — это пьяницы, у всех во рту по цветку бессмертника. Мысли путались…

— Номер 48, вам письмо!

Таавет встрепенулся, взглянул наверх, взял письмо и поспешно развернул его.

Дорогой друг,

я была приятно удивлена, что Вы меня не забыли. Завтра я собираюсь быть дома, и если Вы хотите зайти, то приходите в обеденное время. Желаю хорошего праздничного настроения. Марре. Кстати, мой номер — 1.

Все было замечательно. Таавет посмотрел на Марре и поймал ее сияющий взгляд. Он хотел встать, чтобы подойти к ней, однако остался сидеть, с отвращением уставясь в рюмку водки. Он был не настолько пьян, чтобы делать глупости. Он остался сидеть. Зазвучали первые звуки вальса, и он решил, что уйдет отсюда, напишет Марре что-нибудь в извинение… Оскар наклонился к Марре, и они пошли танцевать. Первая пара — Марре и Оскар… Черт побери, почему люди пьют, но, возможно, он еще не настолько пьян и смог бы пригласить на танец свою любимую… Но он понял, что может произвести на Марре плохое впечатление, а этого он не хотел.

Таавет написал, что у него был крайне утомительный день и надо возвращаться в отель, поблагодарил Марре за приглашение, еще раз извинился и затем подозвал девушку-почтальона.

— Ого, наши ученые, я гляжу, ведут весьма бойкую переписку, — съязвил репортер, вернувшийся вместе с редактором к столу. — Не с Вярихейн ли, если не секрет?

— Может, и с Вярихейн, — тупо ответил Таавет.

Редактор налил в рюмки водку, налил с верхом и расплескал на скатерть.

— Интересно, что это нашло на Оскара, я этого пройдоху никогда еще таким не видел.

— Честное слово, у меня такое чувство, будто он видит меня насквозь, а как он старался все разузнать, вероятно, он не так и глуп, подумал и пришел к выводу, что я не тот человек, который стал бы плясать под его дудку, и теперь будет искать другие пути… Во всяком случае, внутренний голос мне подсказывает, что здесь заварится каша, — произнес репортер, и заметно было, что он всерьез обеспокоен. — Послушайте, Кюльванд, мы тут подумали, что сейчас самое подходящее время смыться отсюда, не знаю, как вы…

Таавет не дал репортеру закончить и сказал, что с удовольствием присоединится к ним.

— Ну, по последней, — сказал репортер.

— Здравствуй, Таавет, — произнес Хейнмаа, неожиданно подсев к научному сотруднику.

— Здравствуй, — выдавил из себя Таавет, он уже успел позабыть о существовании Хейнмаа.

— Хочу тебя поблагодарить, — продолжал Хейнмаа как-то слишком уж медленно и спокойно, — я бы уже давно это сделал, но, как ты мог заметить, я был занят.

Таавету было неловко, что он утаил от редактора их знакомство, он не знал, как себя вести, о чем говорить. В конце концов решил спросить, как поживает Аделе, но вовремя спохватился, пододвинул к Хейнмаа рюмку водки и спросил, как поживает он сам.

— Думаю, что если ты в течение четырех лет не проявлял к этому интереса, то едва ли это интересует тебя сейчас. Но дело не в этом, я бы хотел поблагодарить тебя, и лучше для нас обоих, если я это сделаю не в присутствии посторонних, а потому не пройти ли нам в фойе. — И Хейнмаа встал.

Репортер и редактор тоже встали.

— Так, значит, вы не идете, Кюльванд?

— Он придет, только сперва нам предстоит маленький конфиденциальный разговор, — сказал Хейнмаа.

Редактор пожал плечами:

— Так мы ждем в гардеробе.

Хейнмаа ступал медленно, смотря перед собой. Когда они дошли до фойе, спутники Таавета уже стояли на лестнице. Наверное, будет бить, промелькнуло у Таавета, ведь не знаешь, что у этого сумасшедшего на уме, может, разумнее было бы убежать… Но он тут же понял, каким посмешищем себя сделает… Но что хочет от него Хейнмаа? Возможно, он узнал о письме, посланном Аделе… Ну и что? Сам во всем виноват. Таавет знал — он сделал лишь то, что считал своим долгом…