Елена Посвятовская - Важенка. Портрет самозванки

— А ты переписывал с чьего-то?

— Не, я больной, что ли! Я у Крупенина взял из 113-й группы. Обложку переставил с его фамилией, и делов…

— Я думаю, он как-то запомнил все конспекты, которые были у него на проверке. Пометил, что ли. Я поэтому переписала, — Важенка почувствовала облегчение.

— Серьезно? — где-то у уха всплыл обрадованный Стасик. — У меня мама неделю писала с Логиновского. Но боюсь, боюсь заходить!

Леня насмешливо смотрит на них. Сообщает, что только что философ выставил кого-то с переписанной версией. Важенка шумно выдыхает и поворачивается к двери.

Преподаватель по философии нервный, тонкий, тип чахоточного аристократа, в заношенном до блеска коричневом костюме, который знает весь Политех. И на семинарах, и на лекциях — театр одного актера. Он носится от окна к дверям, интонирует, вскидывает руки, обличает, горько молчит. Он так избыточен в своих эмоциях, что от него невозможно оторваться. Так люди себя не ведут.

Однажды на семинаре… Важина была уже третьей, кто не мог ответить, где возникло первое государство. Стояла, молчала, да и все молчали: негде было подсмотреть — вопрос из школы, чего-то он сам себя завел по этому поводу. На Важенке была серая трикотажная двойка, у Таты купила, почти серебристая ткань. Кончиком языка она осторожно гоняла за щекой жвачку. Страшно было, потому что четвертого поднимать не станет, третья попытка последняя. И потому сейчас грохнет, полыхнет — двойку в журнал запросто, от праведного гнева. Когда он закричал, все равно вздрогнула:

— Первое государство, Важина, возникло между Тигром и Евфратом! — Он бегал от стены к стене, засунув кулаки в карманы пиджака так, что в растворе шлицы на спине было видно, как лоснятся от старости его брюки. — И никакого джерси там не было!

В принципе, Важенке даже польстило, что он отнес ее к мажорскому сословию, рассмешило старомодное словечко “джерси”, и двойки, слава богу, удалось избежать. И все же будет неплохо, если он сейчас ее не вспомнит. Важенка придала лицу трудолюбивое выражение. Философ с треском закрыл конспект, бросил сверху тонкую, длинную ладонь. Это не ваш, Важина!

Она обессиленно закрыла за собой дверь. Сразу подскочили Леня со Стасиком. Покачала головой.

— Я все понял, — Леня оживленно распахнул тетрадь. — Смотри, он в этой сравнительной таблице философских школ, смотри, в этой колонке, пририсовал цифру в скобочках. А вот здесь звездочку поставил. То есть он придумал несколько дурацких значков, чтобы отличать конспект до его проверки. Ты понимаешь, понимаешь? Целый цирк развел с конями.

На Лебядкина было страшно смотреть.

— Слушай, у тебя нет сигареты? — тихо спросила Важенка.

Лара расстроилась, когда утром на перроне вместо Левушки увидела его водителя, большого громкого дядьку. Он вечно с ней заигрывал. Этот колхозник, похоже, считал ее за свою, и Ларе почти никогда не удавалось поставить его на место. В конце концов она плюнула и даже немного подружилась с ним.

— А где сам? — бодро спросила она.

Лев Палыч так занят, очень занят, по уши в делах. Негромко и серьезно добавил:

— Жена у него еще в больницу попала.

Зря мылась из баночки в вонючем вагонном туалете, который мотало по сторонам, переодевалась в красивое, тесное. Пакетик с бельем и заколка свалились в мерзкую лужу на полу. В раковине плевки зубной пасты и остатки заварки. Все зря. Но в сумраке салона на заднем сиденье обнаружила охапку багровых роз.

— Домой, — тихо сказала Лара, глядя перед собой.

Машина вползала в темный от зелени сестрорецкий дворик, осторожно объезжая асфальтовые бугры и провалы. У подъезда общажной хрущевки маялась Тата.

— Тю, Тата. Не узнал. А я смотрю, девка красивая! Ну, чисто статуэтка, — пробасил шофер.

Тата мгновенно бросила сигарету, запрыгала.

— Кашчей мой, — ласково сказала Лара.

Из дома она привезла горилку и сало. Сразу выставила на стол. Бутылки рядком, и сала тоже несколько шматов. Твердила Тате: папочка все сам делает мой. Сало, Тата. Но Тата один раз обрадовалась, и все. Потом тараторила без остановки, новости, новости, время от времени бросаясь к Ларе на шею. Та отбивалась, смеялась. Говорили почти одновременно.

— А вон та коробка — пять банок тушенки домашней и колбаса “пальцем пиханая”, — Лара сигаретой показывала в коридор. — Кровянку не брала в этот раз. Не довезла бы в эту спеку. И хлеб закисной притащила. А где Важенка? Вы же вместе хотели.