Елена Посвятовская - Важенка. Портрет самозванки

Важенка надела Риткину трикотажную кофту, тяжелую, прокуренную, раскрыла окно, легла на глубокий подоконник. Шелестели шины редких автомобилей, парочки возвращались с развода мостов. Должно быть, Литейный уже перевернул в ночи свои фонари и рельсы. Внизу под ней проплывали голоса, смех, обрывки разговоров.

— Этот фарш три дня стоял просто так, в цеху, не в холодильнике. В лотке на столе, мухи по нему, а она такая подходит, понюхала, главно: “Отличный фаршик. Так, всё, не стоим, если зачет по практике хотите, лепим пирожочки…”

— Моя бабушка говорит “Рожжество”, представляешь? Так и говорит: “С Рожжеством!” А, и еще “Паска”…

— …а вот как в театре о ребенке сказать. Ведь я в группе первых скрипок…

— …сапоги резиновые купить. У нас только первый и пятый в колхоз ездят…

Все стихло. Важенка на подоконнике закрыла глаза.

Ждала, пока рассветет, откроется метро и можно будет поехать на Финляндский, она не знала зачем. Сидела на корточках в углу комнаты, потом опустилась на паркет. В полусне, в полубреду.

В половине шестого на полочке торшера взревел будильник. Важенка от неожиданности вскрикнула, шибанула по кнопке. Обхватив колени, боком повалилась на пол.

На вокзале она почти вплотную подходила к людям в униформе, пытаясь расслышать, о чем они говорят. Замедлилась, увидев, как в вокзальном туалете уборщица вышла из подсобки и идет к своей напарнице. Та елозила грязной шваброй по блекло-желтому кафелю. На женщинах были новенькие сатиновые халаты изумрудного цвета.

— Петровна, — зычно орала она. — Давай заканчивай эту хренотень, я уже картошечку поджарила.

От аммиачной вони резало глаза.

Важенка дождалась, когда откроется пышечная на Боткинской. Ела жадно и неопрятно, запихивала в рот почти целые пышки. Глотала, давилась, обсыпалась сахарной пудрой. Увидела, как с благосклонным интересом посматривает на нее парочка бомжей за соседним столиком с одним стаканом кофе на двоих.

Ходила смотреть на выборгские электрички.

В половине десятого набрала Ленечкин рабочий. Важенка могла бы позвонить и Никитину, но его пристальное внимание к ней с самого дня знакомства делало его опасным. Он как будто знал ее лучше остальных, с болезненным наслаждением изучал особенно ее темные стороны. Она сначала натыкалась на его насмешливый взгляд через всю комнату, на ухмылку в пол-лица, а затем осознавала, что в этот самый миг действительно врет или лицедействует.

— Ленечка, это Важенка! Ира Важина! — она старалась говорить оживленно, но выходило не очень. — Как хорошо, что я тебе дозвонилась.

Кажется, он сказал “привет”.

— Не разбудила? — со смешком спросила Важенка. — Ленечка, Митя говорил, что у тебя есть палатка. Мне очень-очень нужно на неделю. Ты не мог бы мне дать? Умоляю…

С напряжением вслушивалась в его молчание. Догадалась, что он разматывает длинный провод аппарата, чтобы уйти с ним в какое-нибудь укромное место.

— Але, Важенка, але-але, ты что, ничего не знаешь? Лиля погибла вчера вечером. Ее нашли прямо на путях. К няне в Лейпясуо ехала. Несчастный случай. Я просто первый в ее записной…

Важенка сунула в сумку пустую бутылку из-под коньяка, огляделась по сторонам — вроде чисто. К порогу снова явилась Анна Арнольдовна с письмом, подрагивающим в скрюченных пальцах. Важенка с улыбкой кивнула ей и, бросив на пороге сумку, прошла со старушкой на кухню проверять письмо.

На лестнице она столкнулась со вчерашней соседкой и сердечно с ней расшаркалась. В такси снова полились слезы.

— Подруга погибла, — объяснила водителю, расплачиваясь.

Отвалила рубль на чай, он радостно крякнул, но, спохватившись, сочувственно качал головой ей вслед. Ей действительно показалось, что она потеряла очень близкого человека. Поливая цветы на кухне, аккуратно вытерла Ваньке мокрому каждый листочек.

Митя позвонил вечером. Волновался, почему вчера ее не было дома. Он даже звонил на станцию, нет ли поломки по их линии.

— Чего-то просто натопалась, вернулась из магазина и свалилась как мертвая…

Она не стала ему ничего говорить, потому что кто же говорит о таких вещах по телефону. Но в шесть утра он позвонил уже с Московского вокзала. Пел, кричал, что соскучился, что через полчаса обнимет их, ее и маленького, что решил заехать домой перед работой: никуда не уходите! Она сонно смеялась: нет-нет, в половине седьмого мы обычно ходим гулять! И тогда, чтобы оставить все плохое позади, скорее все разрешить, пройти сквозь, Важенка попросила его позвонить Лилиным родителям на городской. Они вернулись из Нарвы раньше, там что-то с Лилей. Помолчала немного: несчастье с Лилей. Не выдержала и положила трубку.