В романе Коларовой тонко раскрыт сложный и не всегда подвластный анализу процесс становления человеческой личности. В этом смысле перед нами произведение, которое можно определить как «роман воспитания».
В пестром хороводе детей и взрослых, который окружает Яромиру, с недетской наблюдательностью присматривающуюся к своим многочисленным родственникам, соседям, школьным подругам и их родителям, колоритно выделяются образы отца и матери маленькой героини. Эти сильные и незаурядные люди претерпели многочисленные лишения и нужду, но сохранили верность друг другу в долгие годы разлуки во время войны. Отец сосредоточен, уравновешен, его отличает гордость рабочего и страстная жажда свободы, свободолюбие и чувство собственного достоинства столь же свойственны и матери девочки, хотя у нее менее стабильная и более нервная натура. В ее душе живет прекрасная мечта о великих деяниях, о той полноте и красоте жизни, которая не вяжется с ее более чем скромным положением. Романтическую устремленность в прекрасное будущее она вносит и в свои убеждения коммунистки. Романтический максимализм матери сказался в отношении к детям: она разочарована «обыкновенным» обликом дочки, не может проникнуть в ее богатый духовный мир, и всю свою материнскую страсть отдает сыну, красивому, умному, но безнадежно больному мальчику, чья болезнь нависает черной тенью над дружной и по-своему счастливой семьей. Постоянные упреки матери и ее явно неодобрительное отношение к дочери порождают в Яромире неуверенность в себе, но вместе с тем в ней зреет дух протеста, стремление отстоять свое «я».
Отец, напротив, безмерно любил дочь, но его сдержанность, сила и цельность характера несколько пугали девочку, не позволяли ей раскрыться перед ним.
Чувствуя недоверие матери, робея перед отцом, Яромира привязалась к брату, прикованному болезнью к постели. Гибкость его ума, способность измышлять бесконечные проделки, безудержность фантазии помогли развитию девочки, во многом освободили ее от некоторой заторможенности и стесненности.
И все же познание мира нелегко дается впечатлительной и замкнутой Яромире, которая не любит ни о чем спрашивать и все пытается понять сама. Неудивительно, что мир проходит перед ее глазами вереницей светлых или печальных сказок.
Сначала Яромиру интересуют бесконечные детские вопросы, вроде «Какой величины игрушки у крохотных жуков?». Потом она решает, что важный деревенский селезень — заколдованный принц, которого можно расколдовать поцелуем. Постепенно в ее сознание вторгается горькая реальность мира.
Ее потрясает первое знакомство со смертью. Когда она узнает о внезапной смерти от дифтерита румяного соседского мальчика, с которым ей так хотелось познакомиться, чтобы поиграть с его разукрашенным рисунками школьным ранцем, до нее впервые доходит смысл страшных слов: «никогда больше». А после похорон родственника, на которых она присутствовала, смерть для нее ассоциировалась с мокрой, скользкой глиной и перерезанными заступом корешками цветов.
Так шаг за шагом впечатлительная и чуткая Яромира входит в жизнь. Многое вызывает у нее обостренную, неожиданную реакцию: она не может без слез смотреть на распятие в церкви и ощущает разочарование, когда Христос не сходит с креста во время пасхальной службы; она переживает за бедного, беззащитного Чарли Чаплина в комедийных фильмах — тумаки, достающиеся героям, и их злоключения рождают в ее душе не смех, а глубокую боль и сострадание.
Конечно, все переживания девочки связаны с тем маленьким миром, который ее окружает. Но хрупкие стены этого мирка потрясают внешние события. В литературе, особенно современной, мы найдем немало значительных произведений, в которых общественная действительность интерпретируется в детских понятиях и категориях. В таких произведениях детское видение порой помогает, так сказать, «остранить» действительность, выявить в ней нечто уродливое и неестественное, выступающее более резко в наивном восприятии ребенка или подростка. Всем известно, как убийственно звучит в детских устах утверждение «король гол». Именно по этому принципу построены, скажем, такие известные произведения, как «Над пропастью во ржи» Сэлинджера или «Урок немецкого языка» Ленца.
Современные чешские писатели также используют этот прием. В качестве примера можно привести роман Л. Фукса «Мелодия для темной струны», где воссоздана мрачная обстановка кануна Мюнхена, или роман К. Мисаржа «Окраина», где свидетелем острых общественных столкновений первых послевоенных лет становится мальчик из пролетарской семьи.
Читать дальше