Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

Читать книги и выбирать их в библиотеке было моей непреходящей страстью с детских лет. Я читал не рекомендованные учителями книги «запоем», часто по ночам, не желая прерываться. Список их длинный [25] Мифы Древней Греции и миллион сказок любых народов, «Малыш и Карлсон, который живет на крыше», «Приключения Незнайки и его друзей», «Золотой ключик, или Приключения Буратино», «Приключения Чиполлино», «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера», «Голова профессора Доуэля», «Дети капитана Гpанта», «Пятнадцатилетний капитан», «Робинзон Крузо», «Приключения Шерлока Холмса», «Два капитана», книги О’Генри, Рафаэля Сабатини, Марка Твена, Вальтера Скотта, Роберта Стивенсона и другие. . Отец многократно мне говорил, что я буду «сказочник», так как читаю несерьезную литературу, и приводил в пример некоторых моих одноклассников — Колю Пиняева и Таню Волынец. Вот они читали серьезную литературу, рекомендованную учителями и школьной программой. Я с отцом тогда не спорил, но и не «брал в голову» его слова, хотя это меня иногда обижало.

Признаюсь, что, кроме книг Толстого, Чехова, Пушкина и Лермонтова, я не прочитал ничего по рекомендации школьной программы. Я не мог себя заставить читать Достоевского, Шолохова, Гоголя, Островского, Фадеева, Маяковского, Тургенева и Чернышевского. Эти авторы не нравились мне по разным причинам. Главное — герои этих произведений не вызывали у меня интереса и никак не волновали. Учителя, заучив рекомендации агитпропа, преподносили нам разбор творчества классиков в предельно скучной и отталкивающей форме.

В студенческие годы и позднее у меня на столе появились книги Булгакова, братьев Стругацких, Ильфа и Петрова, Бабеля, Хейли, Драйзера, Фейхтвангера, Цвейга, Бальзака, Пастернака, Бродского, Мандельштама, Блока, Цветаевой, Довлатова, Гумилева и Алданова. Система советского образования не рекомендовала их для чтения, а некоторые были вообще запрещены. Это была литература другой пробы и ментальности, она побуждала к размышлениям, к свободе и привлекала талантом писателей.

Школа — это не только учеба и оценки, это еще и каникулы, пионерские лагеря, костры и походы. В лагере, когда мне было 10 лет, я научился плавать без учителя. Однажды мы раскачивали лодку, и она перевернулась. Речка была глубокой, но не очень широкой. Барахтаясь в воде, все дети добрались до берега. Назавтра мы стали пытаться переплыть речку. Было страшновато, но заразительно. Я ее с трудом одолел только со второй попытки. Страх сковывал руки и ноги, но если не сдаваться, то страх преодолим. Таким способом я разбирался и с другими своими страхами — например, со страхом перед выступлением в большой или незнакомой аудитории.

Когда я окончил семь классов, страна решила перейти с 10-летнего на 11-летнее обучение. Более того, после окончания 11-го класса выпускники обязывались государством отработать два года в колхозах и совхозах. Такая трудовая повинность («барщина») меня не привлекала. Желая стать врачом, я согласился с идеей родителей сначала окончить медицинский техникум (колледж) в Биробиджане, который уже закончила моя старшая сестра Соня. Иными словами, вместо четырех лет в школе (8–11-е классы) я решил получить среднее образование и специальность фельдшера. Предполагалось, что я буду жить у маминых родителей: бабушки Ривки и дедушки Аарона Брен. Это давало мне больше свободы от опеки родителей — мечта любого подростка. Дополнительным аргументом родителей было желание «разъединить» меня с младшим братом Славой (12 лет), который ни в чем не хотел мне уступать. На том и порешили. В конце лета 1961 года я поехал в Биробиджан сдавать вступительные экзамены. Ехать надо было на поезде примерно полтора часа. Я впервые участвовал в конкурсе и очень волновался. Экзамены сдал на «4» и «5», и меня зачислили на фельдшерское отделение. Впереди была новая и почти самостоятельная жизнь.

Выбор профессии — ключевой момент в нашей жизни. Кому-то он дается с первой попытки, а многим приходится пройти извилистый путь и по разным причинам даже не дойти до желаемой цели. Мне повезло, с медициной я познакомился рано, старшая сестра была примером, а желание кого-либо спасать стало привлекательной идеей. Так что выбирать долго не пришлось. На врачей в те годы все смотрели с пиететом и глубоким уважением, как бы «снизу вверх». Мне хотелось стать таким уважаемым врачом. Однако за последние 40 лет медицина стала более «технологичной», то есть врач больше внимания уделяет анализам и приборам, чем самим пациентам. Понятно, что эффективность распознавания и лечения болезни требует подчас многочисленных обследований, сложных приборов и узких специалистов, глубоко разбирающихся в новых технологиях. Верно и то, что эффективность диагностики и лечения многократно выросли за эти годы. Однако пациенты по-прежнему ожидают теплого и личного отношения к себе со стороны лечащего врача, у которого просто не остается либо времени, либо желания дать ему это.