Александр Мелихов - Тризна

Однако Олег заметил там еще одного товарища, которого слушали. В отлакированном временем, атласно переливающемся тесноватом пиджачке, как будто намеренно неряшливый и даже намеренно одутловатый, он демонстративно спал во время прений, громко отдуваясь и замысловато обвившись ступнями вокруг ножек стула, открывая из-под задравшихся штанин по вершку отлакированной временем кальсонной голубизны. Погасшую сигарету он держал в руке лишь для того, чтобы посыпать себя пеплом. Когда, не открывая глаз, он произносил что-нибудь пренебрежительное, его слушали все, хотя он был всего лишь мэнээсом на ста сорока рублях. Иногда его даже просили высказаться: «Ну-ка, Гребенкин», – и он, открывая глаза, выдавал, как правило, довольно остроумную дерзость.

Но, странное дело, – на него никто не обижался, и даже осмеянный докладчик улыбался без натянутости. Может быть, юродство – не только защита от унижений, но и средство заставить себя выслушать? Соблазнительно…

«Нет, мне такое не подходит!»

Олег поднял потвердевший презрительный взгляд и столкнулся с глазами парня на задней площадке (дело происходило в троллейбусе); парень этот входящим и выходящим штатским предлагал выпить с ним, а военным отдавал честь, именуя их полным званием: «товарищ лейтенант внутренних войск» или «товарищ подполковник артиллерии». На шее парня вдоль растянутого воротника тренировочного свитера было высыпано целое аметистовое ожерелье бывших фурункулов.

– Ты агент церэу? – спросил парень и объявил во всеуслышание: – Агент два ноля ноль семь!

Кое-кто заулыбался одобрительно. Ладно, сейчас увидите.

– Успокойся, а то вылетишь из троллейбуса, – предупредил Олег, чувствуя, как немеют предплечья.

– Граждане пассажиры, надо обезвредить агента – на людей бросается!

Олег прицельно взглянул на его руки, – пальцы были толстые, набрякшие вокруг ногтей, в папиллярные линии въелась несмываемая металлическая чернота, но в тот миг Олег не понял, что это означает.

Двери раскрылись.

– Давай, выкатывайся!

– Один пьяный, другой дурак, – прокомментировала какая-то бабка.

– Граждане, спасите от агента!

Короткая схватка. Олегу удалось провести запрещенный захват двумя руками, заломив парню затылок к лопаткам. Тот пребольно лягнул его каблуком в голень, но сопротивляться в таком положении было невозможно. Олег выволок его наружу и, превратившись в держательную машину, долго удерживал, не зная, куда его девать, так как тот хрипел, что дай ему-де только вырваться… Проезжая публика наблюдала за ними с противоположного конца остановки.

Приостановилась милицейская машина. Олег выпустил парня.

– Что случилось?

– Ничего, товарищ сержант. Однополчане встретились.

– Ну-ка, быстро в разные стороны!

Только после этого Олег заметил, что его портфель остался в троллейбусе. Хуже всего – он не обратил внимания на номер троллейбуса. Однако через каких-нибудь четыре часа портфель удалось разыскать в диспетчерской троллейбусного парка. Не зря все-таки Ленинград называют городом высокой культуры!

Да еще пришлось потом дня три терзаться от чувства вины, вспоминая набрякшие пальцы парня, его фурункулезную шею и невысокий качеством его юмор.

«На работе тебе утерли нос, так ты здесь вздумал выпендриваться!» Дрянь, отчеканил бы Боря Кац, отбывший в Кременчуг.

В буфете к нему подсела строгая девушка в очках, напоминавшая образованную секретаршу крупного бизнесмена или политикана, как их изображают в западных фильмах:

– Разрешите узнать ваше имя?

Олег ответил не слишком любезно, так как пил чай с черным хлебом (северные деньги быстро таяли) и боялся, что его примут за скупердяя. Капуста все-таки оказывает на характер… м-да. Он теперь вообще неохотно знакомился: чем лучшее впечатление произведешь, тем позорнее будет оказаться счетоводом.

– Я чувствовала в вашем имени влажные звуки, – обрадовалась строгая девушка и пояснила обезоруженно: – У вас очень интеллектуальное лицо. А эти выпуклости между бровями буквально кричат о художественном даре.

Он изумился глубине ее интуиции, позволившей распознать в скромном счетоводе…

– Меня зовут Лариса. Очень рада с вами познакомиться – я коллекционирую интересных людей, – она прямо взглянула ему в глаза, давая понять, что такое распределение ролей лестно для них обоих, и прибавила значительно: – Ваши сокурсники говорят, что вы зарываете свой талант в землю. Должна сказать, – она взглянула еще значительнее, – что я очень уважаю людей, у которых достает гордости идти собственным путем. Людей, способных переступить. Даже через собственный талант.