Юлия Друнина - Избранные произведения в 2 томах. Т. 2. Стихотворения 1970–1980; Проза 1966–1979

Не знаю, что случилось и с продавщицами больших универсальных магазинов. Куда девалась их общеизвестная любезность, отчасти даже стеснявшая меня в Париже несколько лет назад? Теперь ты должна долго и терпеливо взывать «мадемуазель, мадемуазель!», прежде чем надменная девица соизволит обратить на тебя внимание.

Не могу не упомянуть о забавном инциденте, случившемся со мной в одном из больших магазинов.

Я забежала туда, чтобы купить себе что-нибудь на голову. (О, парижские шляпки, мечта модниц всего мира!)

На открытом прилавке лежала в беспорядке груда всевозможных «шапо». Я занялась примеркой, положив рядом с собой на прилавок московскую, из белого синтетического меха, с козырьком, шапчонку. У нас в семье ее фамильярно называли «кепурой». И вдруг вижу эту кепуру на голове одной молоденькой парижанки – примеряет. Мала – девушка с сожалением положила ее обратно. Тогда другие покупательницы буквально стали выхватывать «кепуру» друг у друга и ссориться. Пришлось вмешаться. Посмеялись. А я почувствовала патриотическую гордость за отечественное «шапо»!

Расскажешь московским пижонкам – не поверят…

Кстати о моде, и, в частности, о том, как одеваются, держат себя, каким очередным «идолам» поклоняются сегодня во Франции семнадцати – двадцатилетние.

Здесь меня тоже подстерегали неожиданности. Никаких вызывающих туалетов, причесок «приходи ко мне в пещеру», модерных танцев, увлечений хриплоголосыми королями твистов – всего того, что я видела во Франции несколько лет назад.

Мы посетили несколько женских лицеев (средних школ) и эколь нормаль суперьер (педагогических вузов) в Париже и в провинции, например, в Реймсе и Нанси. Я много разговаривала со старшеклассницами и студентами. Они поразили меня удивительной скромностью и наивностью, переходящей порой в некоторую даже инфантильность. Никакой косметики, простенькие платьица, туфли на низком каблуке. Танцуют чинные народные танцы, увлекаются исполнителями простых мелодичных песенок.

На моих глазах однажды блистательно провалился бывший «идол» западной молодежи, король твиста Джонни Холидей. Я была уже на его выступлении в «Олимпии» несколько лет тому назад. Оно превратилось тогда в радение секты трясунов. Теперь же, когда Холидей заканчивал свои номера, раздавалось лишь несколько вежливых хлопков. Джонни нервничал. Один раз он даже обратился к залу, объясняя, что не может выступать, не чувствуя контакта с аудиторией. После этого артист издал дикий вопль и взмахнул рукой, приглашая вторить себе. Однако ответом было… молчание и даже некоторое недоумение.

Мне стало его жаль. И к тому же Джонни Холидей (это псевдоним, никакой он не американец, а простой парень из парижского предместья) по-своему очень талантлив. Но что поделаешь? – мода есть мода – она проходит…

В неправдоподобно красивом музейной красотой, далеком от туристских маршрутов, патриархальном городе Нанси, подружилась я со старшеклассницами из лицея имени Шопена. Русский язык у них преподает замечательный педагог, энтузиаст своего дела, член общества «Франция – СССР» мадам Поважо, или попросту Дина Григорьевна Поважева. Свою любовь к родине и к родному языку она привила и ученицам. Многие из них свободно говорят и читают по-русски. Уже были один раз с экскурсией в Советском Союзе и мечтают приехать к нам еще. Они подружились с ребятами из 2-й специальной французской школы в Москве и переписываются с ними. Воспользовавшись нашим приездом, девушки решили послать своим корреспондентам говорящие письма.

Принесли магнитофон. Первой начала свое «письмо» семнадцатилетняя Кристин – хорошенькая блондиночка с широко раскрытыми голубыми глазами. Жалобным высоким голоском она сказала примерно следующее: «Дорогой Игорь! Я очень без тебя скучаю. Почему ты мне давно не пишешь или забыл меня? Я тебя очень люблю и буду ждать. Твоя Кристин».

Это было и наивно, и трогательно, и немножко смешно. Представляю себе восторг одноклассников этого Игоря, слушающих жалобные признания Кристин!

Но когда Кристин и ее подруги, по-русски, наизусть, читали Есенина – это было уже не просто трогательно – это волновало. До сих пор слышу звонкий девичий голос с милым французским акцентом, старательно выговаривающий:

До сих пор вижу слезы на глазах моих отнюдь не сентиментальных спутниц.

«Дорогой Игорь! Ответь, пожалуйста, поскорей „твоей Кристин“».