Мануэл да Лапа весь зарделся, услышав такое приветствие, и в благодарность станцевал чечетку, укрыв труп листьями кешью и хлопковыми ветвями.
Старик индеец уже вынимал ночь из своей ямы, и тень опять перестала видеть быка под листвой. Она принялась плясать в его поисках. Один светлячок увидел ее танец и восхищенно запел:
— Красотка пастушка,
Что гуляешь одна?
И тень ответила:
— Бычка потеряла,
Сестрица,
Искать буду дотемна.
Тогда светлячок показал тени ее быка. Он слетел с дерева на его зеленый живот и там заплакал.
Наутро труп быка совсем сгнил. Тогда на то место слетелось множество грифов: гриф камиранга, гриф парагва, гриф жерегва, урубупеба, гриф-министр, белый гриф, которого еще зовут черным ястребом, — все эти лысые птицы слетелись и начали свой радостный предобеденный танец. Самый большой гриф был заводилой и запевалой. Он пел:
Гриф танцует страшно-страшно-страшно!
Гриф танцует чисто-чисто-чисто!
Вместе со стаей танцевал урубу-рушама, королевский гриф, — Отец Грифов. Он послал маленького грифенка внутрь быка посмотреть, достаточно ли труп уже прогнил. Грифенок полез внутрь. Он вошел в одну дверь, вышел в другую и объявил, что труп готов. Тогда все принялись пировать, плясать и петь:
Мой бычок красивый,
Забодай-бычок,
Воронье летает —
Помер мой бычок!
Ох, эх, бумба!
Радуйся, бычок!
Ох, эх, бумба!
Радуйся, бычок!
И вот так был придуман развеселый праздник бычок-бумба, который еще называют праздником воскресшего быка.
Тень рассердилась на то, что грифы поедали ее быка, и вскочила на плечо урубу-рушамы. Отцу Грифов это понравилось, и он воскликнул:
— Друзья, я нашел компанию для своей головы!
И с этими словами он взмыл ввысь на радостях. С того дня у урубу-рушама — Отца Грифов — две головы. Прокаженная тень — левая голова. А до этого у королевского грифа была только одна голова.
Глава 17. Большая Медведица
И тогда Макунаима побрел к обезлюдевшей разваливающейся хижине. Он все не мог взять в толк, отчего вдруг стало так тихо. Царила мертвая тишина, ни звука не доносилось. Братья ушли, превратившись в левую голову королевского грифа, и женщин тоже больше не попадалось. На берегу великой реки Урарикоэры дремала тишина. Какая скука! А главное — какая лень!
Макунаима не мог более находиться в хижине, ведь в ней оставалась только одна прохудившаяся стена, и та вот-вот упадет. А из-за малярийной лихорадки герой боялся приступить к постройке даже маленького шалаша. Он взял гамак, отнес его на островок, где был камень, под которым закопаны деньги, привязал гамак к двум деревьям кешью и много дней пролежал в гамаке, страдая от скуки и поедая кешью. Он остался совсем один. Даже пестрая свита попугаев бросила его. Как-то мимо гордо пролетал белый ажуру. Попугаи спросили у него, куда он, дескать, путь держит:
— Во владеньях агличан маис поспел, туда я и лечу!
Тогда все попугаи отправились есть маис в английские владенья. Но сперва все обернулись маленькими волнистыми попугайчиками — так они могли есть и сваливать всю вину на волнистых попугайчиков. С героем остался только один изрядно разговорчивый синелобый ара — аруаи. Макунаима и тем утешался, думая про себя: «Спокойно, что черт принес, он и унесет». День-деньской он умирал от скуки и развлекался тем, что заставлял попугая рассказывать себе на языке племени случаи из жизни героя, начиная с самого детства. Ауаах! Макунаима зевал, пережевывая кешью, развалившись в гамаке, сложив руки за головой, ноги его служили насестом для леггорнов, а попугай расположился на животе. С наступлением ночи аромат кешью усыплял героя, и он сладко засыпал. А на заре попугай высовывал голову из-под крыла и завтракал пауками, которые за ночь успевали с деревьев набросить свои сети на героя. А потом попугай звал:
— Макунаима!
А герой-соня и ухом не ведет.
— Макунаима! Эй, Макунаима!
— Попугай, дай поспать!
— Просыпайся, герой! День давно наступил!
— Ай, как же лень!
— Мало здоровья и много муравьев —
Вот Бразилии беды!
Макунаима весело смеялся и чесал голову, волосы на которой кишели куриными паразитами. Тогда попугай повторял случай, рассказанный накануне, и Макунаима с гордостью вспоминал о былой славе. Он воодушевлялся и принимался рассказывать другие случаи. И так каждый день.
Когда выходила Папасейя — вечерняя звездочка и отправляла всех на свете спать, попугай раздражался оттого, что история порой прерывалась на самом интересном месте. Однажды он даже обругал ее. Но Макунаима возразил:
Читать дальше