Евгений Суворов - Голос [сборник]

— Здравствуй, сестрица, — сказал Иван каким-то не своим голосом, как будто охрип, накричавшись в лесу, или был после болезни.

Наталья, съежившись, продолжала сидеть на краю колодца и не знала, что сказать Ивану.

— Братец нашелся, — едва выговорила она, поднимаясь со сруба. — Ты хуже чужого…

Наталья больше не могла говорить и чуть не бегом кинулась в избу. Иван пошел следом за нею, старательно, как у себя дома, закрывая за собой едва живые скособочившиеся воротца. Пока шел до крыльца, ему казалось: Наталья закроется и не пустит его.

Стоял на крыльце и, как ни хотел, не мог обидеться на сестру: нелегко ей живется с оравой детей… Пусть посердится…

Двери в сенях распахнулись, на секунду мелькнуло Натальино лицо, исчезло, из глубины сеней раздался ее недовольный, плачущий голос:

— Зайди. О чем ты опять думаешь?

Наталья подала ему стул. Он сел. Только сейчас она получше разглядела Ивана.

— Если б могла, пошла бы к Сухареву. Не знаешь, как такую ораву одеть и накормить, а ты такие подарки делаешь. Да я бы за тысячу молилась на тебя!

Наталья не смогла по-настоящему отругать Ивана и только испуганно взглядывала на него — пыталась понять: что с ним?

— Ишь обрадовались! Пойду в сельсовет завтра, я этого так не оставлю!

— В сельсовете все и решили, — как можно миролюбивее сказал Иван.

Наталья сделала резкое движение в сторону Ивана, как будто хотела его ударить.

— Кто тебя звал в сельсовет?

— Сам пошел, — спокойно ответил Иван. — Что я, не могу своими деньгами распорядиться? Ты, Наталья, так говоришь, как будто я твои деньги решил отдать.

— Дурень! Тебе два хороших слова сказали, ты уши и развесил…

Иван не согласен с Натальей: он нисколько не сомневался в том, что поумнел за последнее время.

— Государству надо помогать. Я хоть поздно, да понял, а вы никогда не поймете. Это я, Наталья, не про тебя, а про других говорю, кто хочет работать поменьше, а получать побольше. Для страны такие люди, Наталья, самые вредные. Что я, неправду говорю?

Раньше Наталья не слышала от Ивана таких грамотных слов и сейчас никак не хотела ему верить. Другое дело, от лектора услышишь, от бригадира или от председателя, а от Ивана, которого пол-Шангины чужаком считали, только что в глаза стеснялись сказать… Это другие стеснялись, а Наталья сколько раз говорила, да что толку: с Ивана как с гуся вода! Отряхнется, и опять за свое…

— Свихнулся мужик, — отвернувшись от Ивана и как бы сообщая об этом еще кому-то, сказала Наталья. — Ты и молодой-то был… Говорят люди, что у Ивана с головой что-то неладно… Я не верила, а теперь вижу: так оно и есть. Подожди-и-и, — пригрозила Наталья, — еще не раз прибежишь, несмотря что мы такие бедные, а ты такой богач. Мы жили без твоих денег и проживем, а ты, как состаришься, вот я тогда на тебя посмотрю, как жить будешь, когда некому будет кусок хлеба подать.

— Не кипятись, Наталья… Считай, что их у меня не было. Ведешь себя так, будто эти десять тысяч у меня в кармане… Родная сестра, не разобравшись, кричит, Марья узнает — крик поднимет…

Наталья, вся скривившись, выслушала Ивана, как-то уж очень нервно оглянулась на ребятишек, заглядывавших в окна и что-то кричавших.

— Что ж мне, хвалить тебя? За что?

Она вскочила со стула и прогнала с завалинки ребятишек, корчивших рожи в окнах.

Из старой хозяйственной сумки Иван достал огромный кулек с конфетами и пряниками.

Десять тысяч и — кулек с конфетами и пряниками… Наталья не выдержала, схватила Ивановы гостинцы и выкинула в помойное ведро.

— Кто же так делает? — Иван покачал головой. — Грех тебе будет, Наталья.

— Я не святая, греха не боюсь.

Ничего другого Иван не ждал от родни и все-таки обиделся: думал, что Наталья лучше будет с ним разговаривать.

Наталья хоть и сердилась на брата, а нашла в себе силы предложить ему пообедать.

— Нет, сестра, я у чужих пообедаю…

Правильное у Ивана было размышление: не ходи к родне, и все хорошо будет, и наперекор себе пошел… Не верил самому себе? А кому же тогда верить — черту лысому? Не один раз ловил себя на том, что правильно он подумал, так и надо делать, а сам возьмет и наоборот сделает… Как будто бес подтолкнет!

Иван нигде не появлялся. Ему казалось: вот-вот начнут заходить к нему и шангинские, и бабагаевские, и с других соседних деревень…

Но никого не было.

И он свыкся с мыслью, считал, что так и должно быть, что никого нет. И сам же объяснил, почему он так считает: не хотят хвалить Ивана.