Перед Совкиным домом спрятал букетик за пазуху.
— Ну вот, Федя, я и замуж выхожу… Ты не обижаешься на меня?
У Феди в глазах потемнело от этих слов: он и так знал, что она выходит замуж, но слышать об этом от нее было выше его сил. Он долго стоял, не зная, что ответить, и наконец сказал:
— А за что мне обижаться? Не всегда же любят того, кто цветы приносит…
Никогда Совка так ласково не смотрела, никогда ее голос не был таким нежным! Федю это даже кольнуло: зачем она говорит и так смотрит, ведь теперь это ни к чему?
«Ах, Федя, Федя… — говорили Совкины глаза. — Милый ты мой пастушок!..»
— На свадьбу придешь?
Федя молчал, любуясь Совкой, поглубже запрятал обиду, а вместо ответа достал из-за пазухи букетик лесных цветов, но не бросил его Совке, как бывало раньше, а бережно передал в руки.
— Ах, Федя, ну какой же ты молодец! Вспомнил… Ну, какой же ты…
Совка не договорила и, как тогда, в детстве, убежала.
А Федя пошел дальше по деревне, крепко держа плетеный, тяжелый бич — и сложенный в несколько рядов на плече, он свисал чуть не до земли.
Еще засветло к деду Игнату прибегали родственники жениха невесты, просили не опаздывать на свадьбу. Без бригадира, все понимали, свадьба получится самовольной.
Редчанков, только что приехавший с полей, выслушивал приглашение, не отказывался, но и не торопился идти: он сидел на крашеной лавке, чуть склонившись набок, к подоконнику, принимал к сведению наперебой сказанные слова, молча, едва заметно, кивал: мол, понял, идите. Нездоров был Игнат или так умотался за день, что даже сидеть не мог?
Аграфена, высокая, дородная, нисколько не похожая на старуху, сердилась на Игната:
— Генерал нашелся! Зовут — иди. Как же ты не пойдешь? — не понимала она, разодетая во все праздничное и терпеливо ждавшая, когда муж поднимется с лавки, к которой он как будто прирос. — Переоденься, — просила она, — не куда-нибудь идем, а на свадьбу. И так всю жизнь в одном ходишь. Георгии надень, чего им валяться в ящике.
Игнат продолжал сидеть, что-то обдумывая. Причин у него много было так вести себя: Совка, считал он, рановато выходит замуж — надо бы подождать еще годик. Во-вторых, и это самое главное, он привык к мысли, что Совка будет его невесткой; и вроде все шло к тому, а Федя в самый ответственный момент, когда девку надо было держать покрепче, отпустил ее. А уж коль проморгал, прямо надо сказать, королеву («Засмотрелся на коров!» — как-то невесело пошутил он над сыном), то нечего лезть с цветочками к чужой невесте, да еще на виду у всей деревни! Кому это понравится?! Ишь храбрый какой! Ишь внимательный какой нашелся! Где раньше-то был?!
Игнат готов был все забыть — другого-то выхода не было! — но букетик, маленький букетик лесных цветов стоял перед глазами — и хоть ты что делай! А дальше в рассуждениях Игната выходило и вовсе что-то несуразное: потрава была вчера, цветы — сегодня, а у него все отчетливее вырисовывалась и все больше походила на правду такая картина: пока Федя собирал цветы, коровы и залезли в пшеницу! Он знал: не так все было, но через какое-то время так будут говорить в деревне, чтоб посмеяться над Федей, а стало быть, и над Игнатом. Над стариком бы, ладно, стерпел, но когда смеются над бригадиром — это гиблое дело.
Жена, зная его характер, ждала, когда он остынет.
Но она его все-таки поторапливала, и на свадьбу он пошел не совсем остывшим.
Георгиевские кресты, полученные в германскую, он, конечно, не надел, но пообещал жене: «Разобьем фашистов под Сталинградом — неделю снимать не буду!» А в остальном во всем послушался: малость укоротил ножницами бороду, белую косоворотку с цветами надел — «подчепурился», как он говорил в таких случаях. Все у него вышло очень быстро, по-военному, и это немного тревожило Аграфену: не в духе старик, чем-то недоволен, и она с опаской взглядывала на него, всячески умиротворяла, только чтоб не сердился на Федю, ни на кого не сердился… Неуступчивым Игнат сделался, как поставили его бригадиром, и Аграфена иногда терялась, не понимала, хорошо это или плохо.
Не успели они ворота закрыть, как увидели спешащую к ним Корольчиху. Она еще издали разулыбалась, когда увидела, какие принаряженные Игнат с Аграфеной. Главное — Игнат. Корольчиха вся испереживалась — боялась, что он опять начнет свое бригадирство показывать, да и умотался старик за день: приляжет, заснет, а потом сам же еще и обижаться будет, что не позвали.
— Все собрались, только вас нету, — сказала она без всякого укора, всем своим видом показывая свое особенное отношение к Редчанковым.
Читать дальше