— держи салфетку,
рука Ады,
— спасибо,
сказала я, положив косточку на чью-то пустую тарелку, взяла салфетку и вытерла пальцы и губы… на салфетке остались следы губной помады и жира…
— ужин сегодня был совсем неудобным для меня,
— еще бы…
— я надеялась, что доктор придет, что я его попрошу, но уже поздно, завтра утром запишусь к нему на прием.
Ада скептически глянула на меня, губы без улыбки, я не успела спросить, что ее смущает или чему она не верит, потому что в этот момент кто-то погасил свет, совсем, и теперь я могла различать только ее белые плечи, белый профиль на черном фоне темноты, охватившей пространство, но и они померкли, когда на экране над роялем возникла белая точка, сконцентрировалась и заиграла, как светлячок, медленно разрастаясь.
— что, будет фильм?
Резкий свет ударил в глаза, и весь экран ожил белой пустотой, а потом невидимый карандаш начал чиркать на нем линии, черные точки, лопаясь, с треском вычерчивали горизонтали и вертикали, диагонали рисовали мгновенно сменяющие друг друга треугольники, ромбы, квадраты, зигзаги, электрокардиограмму… Графика абстракциониста… Я уже видела такое во сне. Но сейчас — это негатив, что-то совсем другое, плоское, но зато реальное — не как в моем сне, глаза пытаются связать воедино картинку, примерно так, как это делает во сне мое сознание… тело напряжено… и ничего… воздуха нет, даже зеленого, одни каракули… снежинки, потом кто-то навел фокус, свет сконцентрировался, одержав окончательную победу: чисто, бело, светлячок направил свой луч-прожектор… появился белый квадрат Малевича… совсем белый… и опять ничего. Треск прекратился, тишина, чья-то голова пересекла луч проектора…
о, смотри…
Голова Ханны, не знаю, Ада действительно увидала ее? ее профиль, ее волосы, укрощенные высоко закрепленной заколкой, ее нос и подбородок, но всего миг, и чья-то голова заслонила ее, потом еще, уже окончательно, Ханна явно сдвинулась в сторону, вышла из луча, я попробовала глазами выйти за рамку экрана и проследить за ней, но там — сплошная темнота, ничего не видно, только поскрипывает паркет, это люди толкаются, приноравливаются, ищут щели, проходы, чтобы открыть пространство для линии своего взгляда, словно они в кинотеатре, но нет стульев, чтобы обуздать их тела в границах сидений… действительно, невозможно навести порядок…
тихо!
откуда-то долетел голос сестры Евдокии, лента провернула несколько пустых кадров и дошла до Кадра, тот самый угол в кабинете доктора с низким столиком и креслами, где мы с ним пили чай, черно-белая картина перекрыла цветное воспоминание, вытеснила его, как много времени прошло с тех пор, а в сущности, всего тринадцать дней… запахло липой и тимьяном, с примесью вкуса лимона, я ощутила кислоту и горечь на своем нёбе… как тогда… кинокамера, однако, фиксирует стену напротив столика, а над ней белое пятно, там была картина, которую он мне подарил, а сейчас там — лишь пятно, белее белого, значит, все-таки перемены налицо, спасибо, доктор, а лента перематывается, и в притихшем зале слышно ее шуршание, но сам кадр не меняется, только раздается стук, рука, которая держала камеру, была не слишком уверена в себе, и картинка раздражает глаза этим едва заметным дрожанием, всё чуть-чуть смещается в сторону — столик… кресла, рассеивается свет… всё смазано… если это затянется, мои глаза не выдержат, но выдержать надо, потому что сейчас он должен появиться, а вообще-то, можно было бы заснять всё иначе… как он входит в дверь, как направляется туда, где мы с ним вдвоем пили чай, лично я, если бы камера была в моих руках, сняла бы именно так, но камера продолжает упрямо стоять на месте и дрожать… кресла… столик… на нем — та же чашка, но одна, сахарницы нет… он пьет чай так: без сахара, даже без лимона… значит, всё здесь приготовлено только для него… ужасно длинный этот кадр… я бы его сократила до одного мгновения, но в этой съемке нет монтажа, да и кто бы взялся такое монтировать, человек с камерой явно ждет, что доктор вот-вот появится… в этот момент… в тот момент… и когда же наступит этот момент?.. какой-то миг, уже бывший, но еще не наступивший… и в который он сел за столик, чтобы сказать то, что нужно сказать… хотя кому это нужно — снимать всё это вместо самого простого: чтобы он сам вышел к нам и сделал свое сообщение… или бы просто поприветствовал нас: милые дамы и господа, милые дамы или еще интимнее:
дорогие… Анастасия… и Ханна… и Ада… и мисс Вера…
Читать дальше