Дониэль Клейтон - Хрупкие создания

– Спасибо, но я и сама справлюсь. – Поворачиваюсь к ней спиной.

Я не заплачу. Ни за что. Только не перед ней. Я давно разучилась подпускать людей так близко.

Время в Нью-Йорке бежит гораздо быстрее, чем в Калифорнии. Дни наполнены сплошными репетициями, занятиями, домашкой и, конечно, Алеком – и пролетают в суете. Иногда я выбираюсь по утрам в парк и наслаждаюсь тишиной – парк всего в паре кварталов отсюда, но многие девочки о нем даже не знают. Иногда я зову Джун с собой, но она никогда не соглашается. Сейчас вот отнекивается тем, что ей слишком холодно. А мне погода как раз нравится: горячее дыхание превращается в пар, и это так здорово! А особенно хорош свежевыпавший снег. Но слова Джун напоминают мне, что совсем скоро он растает.

Тоской по дому меня обычно накрывает ночью.

Подошло время завтрака – за окном светлеет, – но в столовой почти пусто. В Сан-Франциско сейчас обед, там я в это время возвращалась из школы, а мама готовила мне что-нибудь на перекус перед репетицией. Частенько это был домашний йогурт с черникой или сваренные вкрутую яйца с тостами. Мама рисовала в студии рядом с кухней, а отец выходил из кабинета с широкой улыбкой на лице. Он закидывал меня миллионом вопросов о том, как прошел мой день, о балете, о школе и о моем самочувствии. Но хуже всего – он спрашивал о мальчиках.

Мне нечего было ему рассказать. До Нью-Йорка, до Алека, у меня никого не было – и отца это устраивало. Но сейчас-то все изменилось. С Алеком мне хорошо, с ним я словно бы на своем месте, как будто он – тот самый. С ним я не так сильно скучаю по дому. Он делает меня счастливой.

Передвигаю инсектарий с бабочками на стол и открываю окно. На рамах скопился снег, сыплется на пол. Засматриваюсь и не могу сосредоточиться на математике. Снежинки так красиво замирают на стекле, прежде чем растаять. Дома, в Сан-Франциско, был только туман. Но вот как на самом деле должен выглядеть февраль, а вместе с ним и День святого Валентина.

Жужжит телефон. Слышу, как ворочается Джун, пока я ищу его на своей кровати. Похоже, на этой неделе ее раздражает любое мое действие. Сейчас она еще более замкнута, чем прежде. Может, из-за парня? Хотя вряд ли она мне расскажет, даже если и так. Наша дружба закончилась, не начавшись. Словно не было того разговора о ее отце.

Я написала об этом своей калифорнийской подруге Элле, и она предположила, что все дело в кастинге. Я ведь не знаю, каково это – быть дублером. Каково это – всегда быть на вторых местах.

– Хочешь, вместе порепетируем завтра после пилатеса? – поворачиваюсь к Джун.

Она не отвечает так долго, что я почти забываю, что вообще задавала вопрос.

– Нет, – подает наконец голос.

– Тогда можем сходить на Таймс-сквер.

До того как я переехала сюда, постоянно представляла, что крепко с кем-нибудь сдружусь и мы будем везде вместе. Но этого, конечно, не случилось.

– Зачем мне вообще туда идти? – Она хмурит брови. – Там грязно. Шумно. И полно туристов.

Затыкаюсь и беру телефон. Забиваю пароль и вижу сообщения от Алека. Сердце ускоряется. Меня немного ведет от предвкушения долгожданной встречи: я ездила домой, в Калифорнию, а он провел каникулы в Швейцарии, и мы постоянно переписывались.

Сейчас он пишет: «Встретимся на улице:)»

Я тихонько пищу, отправляя ему ответ.

– Что там? – ноет Джун. – Чему ты так обрадовалась?

Не могу удержаться:

– Алек попросил встретиться с ним.

Жду ее реакции, но Джун только тяжко вздыхает.

– В День святого Валентина! – уточняю я.

– О, ну тогда да, – закатывает глаза Джун. – Это меняет дело.

Наряжаюсь в винтажное чайное платье сороковых годов, которое мне подарили на Рождество родители, натягиваю колготки, мажу гелем волосы, укладываю кудри, чтобы они красиво обрамляли лицо. Выбираю симпатичные сережки и кучу браслетов на руки. Стоит ли надеть монитор? Открываю ящик, и, кажется, моя тайна укоризненно смотрит на меня из его глубины. Слышу слова доктора Ханны: «Проблемы могут возникнуть даже не во время занятий».

Джун притворяется, что увлечена книгой по истории, но я вижу, что она наблюдает. Потому я оставляю монитор в столе, хотя все-таки стоило бы его надеть. Словно хочу доказать матери, отцу, тете Лиа и медсестре Конни, что он мне не нужен. Накидываю зимнее пальто и шапку, иду к двери.

– Увидимся позже. Прикрой меня, хорошо?

Выхожу в коридор. Дверь комнаты Бетт широко распахнута, и оттуда доносится музыка. Подхожу к лифту и слышу свист.