На следующий день я проснулся рано утром в объятиях своей первой девушки Элеоноры. Сперва я даже не понял, где мы и что происходит. Я решил, что последние несколько лет моей жизни – сон. Что я все еще с Элеонорой, я не переезжал в Москву, не учился во ВГИКе, а потом не убегал в Петербург. Я подошел к окну и увидел лимузины, задний двор, и все понемногу сошлось. Я еще раз обернулся – точно, это была она, Элеонора. Первая, кому я сказал «я люблю тебя», не считая матери, но это было в совсем раннем детстве. Это была комната в нашем блоке, которую раньше занимал Доктор Актер и еще один мой одногруппник, комната, куда потом въехала Сигита, подселив фиктивную соседку, студентку, снимавшую квартиру (мы их называли «мертвые души»), чтобы быть близко ко мне, да еще и по-королевски, в отдельных апартаментах.
Я как-то, будучи пьяным, умудрился позвать Элеонору, которая тоже недавно переехала в Москву, да еще и переспать с ней на той же кровати, на которой неделю назад мне изменила Сигита. Отчасти я отомстил, обтрухав ее простыни. Но не помнил даже, как все это провернул.
– Привет, – сказал я. – Просыпайся.
Погладил ее спину, ее родинки. Она открыла глаза и сказала свое «привет».
Мы пошли завтракать в пиццерию. Она рассказала о том, как провела последние несколько лет. Сидела на игле со своим парнем, который был после меня, но все нормально, могу не волноваться, ВИЧ она не подхватила. Сейчас вот переехала к матери, хочет попробовать открыть небольшой магазин одежды. Я начал было рассказывать про себя и Сигиту, но Элеонора остановила меня: ночью, между любовными упражнениями, я уже все это рассказывал. Еще заставлял ее слушать «ночных грузчиков», рассказал про своих друзей в Петербурге. Времени не терял.
– «Меня больше никто не полюбит», – все время восклицал ты, когда терял нить истории, – сказала Элеонора. – Евген, ты был как ребеночек.
Давно меня так никто не называл.
– А ты что? – спросил я.
– А я тебя успокаивал. Сказал, что еще много раз полюбят и что ты изменился. Стал взрослее, красивее. Вкус появился. Это и правда так. Не переживай из-за телки. У тебя их много будет.
– Спасибо. Но я не знаю, нужно ли мне много или хватит одной.
– Я тебя еще немного люблю. И твоя Сигита, я уверен, тоже будет любить тебя еще долго. Вопрос в том, нужно ли ее возвращать.
– Может, лучше тебя вернуть?
Она скорчила гримасу. Я проводил Элеонору до метро. Сказал спасибо, поцеловал, остался один. Это для меня было чудо, немного болезненное. Воспоминания обо мне семнадцатилетнем мешались с шумом города и наваливались со всех сторон. Элеонора мне привиделась, не могла же она правда провести со мной ночь. Совершенно не помнил, как позвал ее в общагу, и был очень рад ее вниманию и словам.
Я запрыгнул в первый попавшийся троллейбус, хотелось сесть на сиденье, смотреть в окно и ничего не предпринимать. Элеонора дала мне противоядие. Только к ней я испытал что-то вроде тех чувств, которые испытывал к Сигите. Только они две обладали такой красотой, которая у меня не вызывала сомнений, хотя ничего общего в них не было. И пахли они по-разному, но обе – были лучшими. Догадывался, что максимум на один день растянется чудо-действие, дальше ломка вернется и придется карабкаться самому.
Вернулся в блок и спросил у Михаила Енотова:
– Ты видел Элеонору? Она же была тут?
– Видел, конечно. Удивлен, но рад, что тебе до сих пор дают, обезьяна Джеки. Даже пьяному в жопу.
– Странно это.
Михаил Енотов сказал, что я гомосек, раз сплю с девушкой, говорящей о себе в мужском роде. Так не всегда, оправдался я, – в электронных письмах она иногда пишет о себе как о женщине. Вот такой у нее прикол: считает, что ее подлинная личность – мужчина. При том, что сама она очень женственная и любит член.
Встреча с режиссером Ваней случилась после обеда. У меня в руках были пакеты с пивными бутылками, я шел с Орловичем из магазина. Там, в магазине, я его случайно встретил и позвал выпить.
У входа в общагу парковалась машина.
– Подожди, Орли, – сказал я. Он остановился на крыльце.
Я подошел к тачке, встал перед ней и смотрел на Ваню, который был за рулем. Ваня смотрел на меня. Рядом с ним на пассажирском сиденье был Дэц.
Дэц вылез и поприветствовал меня, несколько смущенно. – Привет-привет, Дэц. Че-то наш кабанчик не вылезает? Он, конечно, был в курсе нашего с Ваней конфликта. Ваня рылся в бардачке. Я демонстративно плюнул себе под ноги и пошел в общагу. Но на крыльце опять засомневался.
Читать дальше