Евгений Алёхин - Рутина

– Не получится, – сказала художница. Я потрогал ее за вагину и нащупал ниточку тампона.

Мы ходили за руку, целовались, пока она не сдалась. Я должен был ночевать у Валеры Айрапетяна, и пришлось разбудить его, чтобы он впустил нас в парадную – она закрывалась на ключ. Теперь Валера жил один, у него была своя комната в коммунальной квартире. Они разошлись с Магдаленой, но Валере остались долги по кредитам, взятым на ее театральные эксперименты, и разбитое сердце. Сейчас Валера спал с разными девушками, много работал, гулял, восстанавливался и переживал очередную молодость.

Он увидел, что я с девчонкой, и принялся чесать свою сонную, немного уже седую армянскую tykvu:

– Че делать-то с вами, сынок? Ты зачем привел девушку?

– Не волнуйся, мы в падике посидим до поезда.

Это была хорошая парадная, с коридором-курилкой, с высокими потолками. Мы с художницей поднялись на последний этаж по винтовой лестнице. Тут шел ремонт, было не очень чисто. Но она подложила какую-то картонку, оставленную строителями, встала на колени и достала мой хуй из штанов. На головке была кровавая мозоль.

– Что это с тобой?

– У меня бессонница. Всегда много дрочу, когда бессонница. Стер все к чертям.

– Какой ты страстный.

Она поцеловала рану, провела по ней языком, по всему хую, по залупе, опять по стволу и принялась аккуратно сосать. Я закрыл глаза, постоял немного так. Будто ничего нет, только это приятное ощущение. Почему-то первый минет всегда кажется таким освежающим, никогда до конца в него не веришь. Ничто не сравнится с этим чувством. Но так кончить не получится. Если смогу кончить, усну в «Сапсане». Потянул художницу, чтобы встала, поцеловал, развернул, поставил поудобнее. Пожала плечами, сказала «ну хорошо». Я достал кровавый тампон и завернул его во влажную салфетку. Шея художницы хорошо пахла, кожа была такая приятная, матовая. Грудь, как я люблю, не большая и не маленькая. Художница держалась за стену, зад смотрел на меня. Я медленно водил по кровавой вагине. «Она чернильница, – думал я, – и в то же время холст». Оказывается, дело не в алкоголе. Дело во мне. Могу изменить и без бухла. Мозг специально устроил эту бессонницу, чтобы втянуть меня в игру. В русскую рулетку я играю сейчас. Подвергаю смертельному риску не только себя, а человека, с которым живу. Моральный аспект – ерунда, у каждого мораль своя. Гигиенический аспект важнее. Даже если б жена была шлюхой, она бы подвергала меня меньшему риску, чем подвергаю ее я, когда пихаю в менструальную кровь человека, с которым познакомился несколько часов назад. Художница застонала, схватил ее за красное мясо, размазал немного по своей морде. Оказался внутри, в особой, кровавой тесноте. Вот-вот в Петербурге начнется утро. Ноги мои подкашивались, колени дрожали, кислорода не хватало. Третья ночь без сна, в глазах мелькали фигурки уродливых призраков, возбуждение нарастало вместе со страхом. Мне недостает физической подготовки обслуживать этот идиотский орган. Я лишь оператор собственного полового хуя, не справляющийся с работой, такой неугомонной елде нужен атлет, а не писатель. Что толку от писателя. Сюда бы спортсмена. Художница уперлась руками в стену, оттолкнула зад на меня так, чтобы я уперся в дно. Схватил ее за бока и кончил.

– Спасибо, – сказал я, пытаясь отдышаться. Я достал, замер. Мы пока не меняли позу. Она стояла, выгнувшись, как кошка, а я смотрел на вытекающую кровь со спермой по ноге.

– Тебе спасибо.

– Хорошая картина получилась.

Мы прибрались, оттерлись, застегнулись. Сели в курилке, допили чай. Вкусный зеленый чай без сахара, блестящая крышка термоса вместо кружки, пылинки кружатся в утреннем свете. Она достала салфетку и стерла кровь с моего лица. Мои джинсы тоже немного испачкались. Попытался их оттереть, но не вышло. Придется соврать, что на меня музыканты пролили вино.

Созрел через три месяца. Пришел в кабинет к Шахиджаняну и сказал:

– Я больше не могу.

– Что случилось?

– Хочу уволиться.

– Вам не нравится у нас?

– Мне нравится почти все. Но я ожидал все-таки, что буду работать редактором. К тому же я не могу вести эти трансляции. Понимаете, я могу общаться с людьми по настроению, читать что-то, отвечать на вопросы, рассказывать смешные истории. Но не когда это надо делать по графику, два часа в день.

– Вы могли бы оттачивать ваш актерский талант.

– Мне тяжело.

Шахиджанян встал. Он сказал: