Наталья Нестерова - Гости съезжались на дачу

– Ты все спрашивала, откуда у меня на лбу шрам-вмятинка. Вот из-за этих граблей. Я на них наступил, они меня – бац! – по голове. Но череп у меня крепкий, не пробился, а зубец погнулся.

Дуня поверила, только не могла сообразить, чему смеются папа и мама. Это был смех-загадка. Так папа с мамой веселились, когда она не могла понять чего-то очевидного, суть розыгрыша.

Ночью Дуне не спалось, все разгадывала. Потом вскочила, босиком пробежала по дому, до сих пор помнит, ступнями помнит, холодные половицы, колючие крошки (дедушка бабушкины семена рассыпал и плохо собрал), затарабанила в комнату родителей.

Когда Дуне снились страшные сны, она неслась к родителям. Так мама приучила: «Если приснилось что-то ужасное, беги к нам в спальню. Только сначала хорошенько потарабань в дверь. Ночные кошмары боятся этого звука».

Она, Дуня, не скоро поняла, почему надо тарабанить, долго верила, что от страшных снов помогает энергичный стук по дереву. Даже подружкам советовала: «Проснешься от ужаса, немедленно стучи по дереву!»

Но в ту ночь ей ничего страшного не снилось, да она и не спала. Разгадала! Втиснулась-ввинтилась на постель между мамой и папой.

– Если наступить на грабли, то по лбу ударят не зубчики, а деревянная палка-ручка.

– Черенок, – сонно поправил папа.

Ночью мама, как часто бывало, ушла от них, досыпала на Дуниной кровати. Потому что: «Один храпит, а другая брыкается».

Когда Дуня повзрослела, когда они с папой объединялись против мамы (наряд, якобы не подходящий для дискотеки, мальчик с сомнительной репутацией – отвадить, вернуться домой в десять, ни секундой позже), их союз так и назывался «Один – храпит, другая – брыкается».

Смерть папы Дуня пережила вместе с мамой. Мамин уход – в одиночестве. Познакомилась со Степаном и вылечилась. За это Степану можно все простить. Только прощать-то нечего, кроме собственных фантазий.

Оглядев результаты своего труда, Дуня пожала плечами: не идеально, но в углу все-таки солидная куча мусорного барахла. Электрический заряд от нечаянной и негаданной встречи с удивительным мужчиной кончился, навалилась усталость. Доплелась до дома, кое-как помылась у рукомойника, водопроводную и обогревательную системы давно не включала, обходилась малым. Завалилась спать.

Проснулась удачно, будто по будильнику, словно рассчитав время, когда навестить соседей – в получасовой перерыв на новости между сериалами.

Старики давно отужинали. Дуне собрали сухой паек: пирожки, картошку (для жарёхи, ты ж грибов собрала), своих огурчиков и помидоров, зелени.

– Масло-то на салат у тебя есть? – спросила тетя Оля.

Получив утвердительный и неправдивый ответ, заговорила о своих болезнях. Грыжу у себя подозревает, как у Верки, что пятый дом от старого колодца в Вырубках. Алёна в город на обследование тянет, но к врачам только попади.

Дядя Саша с гордостью подхватил:

– Внучка нам зубы заодно хочет вставить.

– Зубы заодно – это прекрасно! – улыбнулась Дуня. – Алёна очень вас любит.

– А то! – польщенно хмыкнул дядя Саша.

– Чего ж нас не любить, – расплылась от удовольствия тетя Оля.

Они еще бы поговорили об Алёне, но время поджимало, сериал вот-вот начнется, а главного не узнали – объяснения подсмотренной сцены.

– Ученый руководитель тебя часом не домогается? – выдвинул заготовленную версию дядя Саша.

– Увы, часом нет.

– Чего «увы»? – не поняла тетя Оля. – Сама, что ли, в него втрескалась?

– По уши, – кивнула Дуня.

– Женатый он? – сокрушенно помотала головой тетя Оля.

– Да, три жены.

– Скока-скока? – вытаращился дядя Саша.

– Нехристь мусульманский? – ахнула тетя Оля.

Дуня перестаралась. Так, глядишь, старики и про сериал забудут.

– Шучу, – сказала она. – Просто сейчас все целуются при встрече и расставании, сами знаете. В щечку. А в научных кругах принято – в губы.

– Разврат какой, – скривилась тетя Оля.

– Вот поэтому мы от Америки в науке и отстаем, – авторитетно заключил дядя Саша.

Вернувшись домой, Дуня набросилась на пирожки и овощи. Какой салат! И так пойдет – сгрызть. Весь день есть не хотелось, а теперь «не хотелось» обернулось зверским аппетитом. Пирожков достало бы и на завтрак, и на обед, но Дуня все смела подчистую. Включила телефон, давно зарядившийся. Через несколько минут позвонил Степан.

– Ты весь день была недоступна.

– Недоступность женщины – величина переменная, – сыто икнула Дуня.

Муж услышал в ее голосе непривычные интонации.