Надя Делаланд: Рассказы пьяного просода

– Да нет же, ты слишком хорошо обо мне думаешь… толпой… я не смог бы перетрахать такое количество.

– Ну… постепенно, не сразу… Глаза боятся, как говорится, а руки делают…

– А, ну руками мог бы, да.

Лида хохотала, Иосиф улыбался. Вдруг она погрустнела.

– Как ты мог так долго быть без меня? Ты меня не любишь? Ты совсем не скучал? Тебе не было меня жалко? – Ее голос стал прозрачным от слез.

– Все не так. Просто я уже старый, мне семьдесят лет. – Он долго и внимательно смотрел на нее. – Просто меня уже нет.

– Гете в восемьдесят сватался к Урсуле, и ничего…

– Все по-разному чувствуют себя… – Он опустил глаза.

– Ты не любишь меня и не хочешь, – с детской прямотой констатировала она. – Я расплачусь, мне надо разменять деньги.

Она подозвала официанта и попросила их рассчитать.

Лида вышла первой, ее волосы торжественно и победоносно развевались. Она не верила в то, что говорила.

Когда Лиду забрала «Скорая», я подумала, что надо сообщить ее родным или друзьям. На кухонном столе лежал ее сотовый, я внимательно изучила список контактов, это были имена и фамилии с пометками, не наводившими ни на какие мысли о родстве или близости. Только один контакт был помечен звездочкой избранного. Я даже помнила это имя, оно звучало на том нашем единственном чаепитии. В контакте было два номера, я выбрала домашний и с домашнего же, не откладывая, набрала.

После второго гудка ответил пожилой спокойный голос.

– Здравствуйте, Иосиф, – сказала я, – это вас беспокоит соседка Лиды, Анна Семеновна. Лиду только что по «Скорой» забрали в больницу. Мне показалось правильным сообщить вам об этом.

– Господи… что случилось?

– Боюсь, что все довольно серьезно, она была без сознания, и врач сказала, что хорошо бы ее вообще довезти…

– А в какую больницу? Хотя что я – тут одна… В какое отделение?

Голос был взволнованный.

Я не знала, в какое отделение.

– Думаю, там на месте определят. Возможно, в реанимацию. Вы не знаете, кому можно еще позвонить – родители, подруги?

– Нет, я не знаю. Спасибо!

– Да не за что.

В трубке послышались нервные гудки. Я еще раз придирчиво перечитала список, начиная с «аварийной службы» и заканчивая «я СПб», никем не прельстилась и оставила телефон там, где и взяла. Надо было выпустить Яшу, она забилась куда-то наверх, когда приехала «Скорая». Сначала я просто звала ее, обещая много вкусного. Потом, взгромоздившись на табуретку, я попыталась пошуровать там, но чуть не свалилась. Нет, вызывать «Скорую» еще и себе мне сегодня не особенно хотелось. Ладно, в конце концов, пусть посидит здесь, завтра я ее выпущу, когда приду поливать цветы.

Когда они пришли в больницу, их там долго мурыжили, посылали в разные кабинеты, но потом все-таки приняли Лиду, осмотрели, написали какое-то заключение и отправили с богом.

– Покажи-ка, – протянул Иосиф руку, – что там тебе написали.

Он бережно взял вдвое сложенный листок и пробежал глазами. Аккуратно свернул его и вернул Лиде.

– Иосиф, – сказала Лида, – можно я попрошу тебя о чем-то? Это очень важно для меня, а для тебя не имеет никакого значения.

– Можно.

– Я помню, что ты хотел бы, чтобы после смерти ничего не было, но если там все-таки что-нибудь будет, постарайся подождать там меня.

– Ладно.

Вернувшись домой, я обнаружила, что дверь бросила открытой – не настежь, а так, похлопывающей с небольшой амплитудой и ритмическими перебоями. К старости я совсем перестала бояться, что кто-то может меня ограбить. Нет, когда я уходила, то по привычке запирала дверь, но могла бы и не делать этого. Во-первых, если бы кому-то внезапно пригодилось что-то из моих вещей, меня бы это только порадовало. Во-вторых, во мне крепло ясное осознание того, что ничего просто так не происходит. Осознание это было получено опытным путем на протяжении собственной, уже практически прожитой жизни. И хотя со стороны у малознакомых людей и случались события, выглядящие кощунственно и несправедливо, моя собственная жизнь и жизни тех, кого я знала близко, являли собой пример замысла и воплощения – либо какого-то тотального неповиновения законам физики.

После смерти мужа я переехала в наш маленький городок и жила по внутреннему распорядку. Просыпалась рано, как будто что-то ударяло меня в грудь. Читала утренние молитвы и две главы из Евангелия, съедала кусочек подсушенной просфоры и запивала глотком святой воды. Потом садилась работать. Часам к одиннадцати меня начинало клонить в сон, и я ложилась. Часа через два просыпалась снова, завтракала в обед и совершала всякие хозяйственные подвиги вроде уборки, мытья посуды, разглаживания горы белья, которая не переводилась, потому что стирала я часто. Вечером гуляла и снова садилась работать. Много и с удовольствием ела перед сном, потому что разрешила себе толстеть. И толстела.