Сара Пэйнтер - Язык чар [litres]

Она перевернула страницу, отыскивая ссылки на Лили. Почему соседка терроризировала Айрис, а потом перенесла свою враждебность и на Гвен?

Несколько месяцев Лили ходила вокруг да около, но сегодня решилась высказаться напрямик. Хочет быть моей ученицей. Именно так она и сказала. Какая глупая особа. Я же отказала ей сто раз, выразив это в самой разной форме, но она все же вынудила меня дать ответ коротко и однозначно: нет. Я также застала ее в тот момент, когда она просматривала одну из моих записных книжек. Придется перенести их в пристройку и хранить под замком. Нужно быть осторожнее. Я прибила над дверью веточки, но знаю, что этого недостаточно. Если бы могла, попросила бы Глорию почитать мне по картам. У меня очень нехорошее чувство в отношении этой женщины.

Гвен стало не по себе. Одно дело подозревать, что тебя кто-то преследует, и совсем другое – получить этому подтверждение.

Эта гадкая особа снова побывала здесь сегодня. По правде говоря, я начинаю бояться ее. В глазах у нее какая-то отчаянность. Пока еще она боится меня больше, чем я ее, но чувствую – баланс начинает смещаться. Весы склоняются не в мою пользу. Должна признаться: чтобы удержать ее, я прибегла ко лжи. Сказала, что располагаю доказательствами ее виновности в смерти ее отца и что, если со мной случится что-то противоестественное, эти доказательства увидят свет. До последнего момента у меня были только подозрения. Она шипела и брызгала слюной, как загнанная в угол кошка. Понимаю, это не может считаться уликой, но мне легче уже от того, что я это записываю. Она убила собственного отца, чтобы завладеть домом.

Мне нужно быть еще осторожнее.

Гвен схватила телефон и набрала номер Глории, а когда мать ответила, сразу, пока не вышла из себя, перешла в наступление.

– Почему ты бросила Айрис? Она была уже в годах, жила одна, и, кроме нас, у нее никого больше не было.

– Ты сама не понимаешь, что говоришь.

– Я знаю, что она приняла тебя, когда умерла Анни, хотя и не обязана была это делать.

– У Айрис было сильное чувство долга, – признала Глория ледяным тоном.

– Так что в этом такого ужасного? Чем она заслужила, что ее сделали изгоем? – Гвен представила, каково было Айрис – одинокой, растерянной, запуганной, знающей, что убийца на пороге.

– Я ее не прогоняла, – сказала Глория. – Она сама не хотела иметь ко мне никакого отношения. Ни ко мне, ни к кому-либо еще из нас.

– Не верю тебе. Если ей было наплевать на меня, почему она оставила мне свой дом?

– А ты думаешь, это благословение? Тебе надо держаться от него подальше.

– Я из него как раз и звоню. Больше мне жить негде. – Гвен закрыла глаза в ожидании карающего удара с небес. Через секунду-другую она поняла, что все еще жива, зато в трубке воцарилось зловещее молчание.

– Глория? – Гвен сжала телефон. – Мам?

– Когда я вернулась в Пендлфорд, то думала, что мы все начнем с чистого листа. Я пыталась говорить людям то, что они хотели слышать, а не то, что открывали мне карты, и у меня хорошо получалось. Я думала, так будет легче для тебя и для Руби.

Гвен опешила.

– А ты вообще думала когда-нибудь о том, что можно обойтись без карт? Что тогда нам всем было бы легче.

– Не все так просто. Уж ты-то должна это понимать. В любом случае Айрис этого не одобряла. Твердила, что это против старинного кодекса, и все такое. Мы ссорились. Ругались. Говорили друг другу вещи, которые говорить не стоило. Такое случается. – На другом конце света глубоко вздохнули. – Поверить не могу, что ты в Пендлфорде. А тот приятный парень, с которым ты встречалась, он еще там?

– Кэм?

– Ммм. Мне он нравился.

На какое-то мгновение Гвен даже потеряла дар речи.

– Этого я не помню. – Запомнилось ей совершенно другое, что-то в духе Элейн Лэнг. Что они из разных миров. Что у них нет будущего. Мать говорила об этом между прочим, раскладывая карты на что-то совершенно постороннее и, как обычно, не замечая, какое впечатление производят ее слова.

– Ну уж из-за парней я никогда тебя не ругала, так ведь? – продолжала Глория. – Не мешала самой набивать шишки. Вот что значит быть заботливой матерью, и могу сказать, что этому я научилась не у твоей двоюродной бабушки.

– Одно дело – давать свободу и помогать, и другое – просто не интересоваться.

– А еще есть разница между подростком, обвиняющим во всем мать, и взрослым, отвечающим за свои поступки.

– Вау, Глория. Ты почти сердишься. Осторожнее, а то ведь и чувства могут проснуться.