Мистер Коллис сидел за столом, перед ним лежал номер «Дейли грэфик», который он протянул Ивлин.
— Ивлин, не будешь ли ты так любезна объяснить мне, что все это значит? — спросил он.
Ивлин взяла газету. Прямо под заголовком «Суфражистские беспорядки у Букингемского дворца» была помещена фотография, сделанная во время марша. На переднем плане Тедди — на его лицо падала тень от шляпы-канотье, тем не менее это был определенно он. Еще четче получилась Ивлин в нескольких шагах за ним: с неопределенным, довольно отчужденным выражением она смотрела на толпу.
Вот ведь как, мелькнуло у нее. О более эффектном разоблачении она не смела и мечтать. Отложив газету на стол, она произнесла, старательно изображая почти полное безразличие:
— Ну что ж. Поскольку вы с мамой решили, что мне нельзя продолжить образование, я всерьез заинтересовалась правами женщин. Внезапно оказалось, что они… имеют ко мне настолько непосредственное отношение, что мы с Тедди побывали на суфражистском митинге у Альберт-холла. И это было так любопытно, что я вступила в хампстедскую организацию суфражисток. А в выходные мы ходили к Букингемскому дворцу, и знаешь, в этом нет ничего предосудительного. Если уж на то пошло, закон нарушали сами полицейские, и…
— Довольно! — Отец уставился на нее. — Ивлин, это совсем не шутки. По-моему, ты даже не представляешь себе, с кем связалась. Ты не знаешь — да и откуда тебе знать? — что творят эти женщины. А именно — действительно опасные и бессмысленные акты насилия. Ты попадешь в тюрьму. Ты можешь погибнуть. На свете мало вещей, ради которых стоит умирать, Ивлин. Неужели это одна из них?
На Ивлин вдруг накатило внезапное и совсем не подобающее почтительной дочери желание расхохотаться.
— Но послушай, папа, — ответила она так терпеливо, как только могла, — конечно же, я все это знаю. Вчера я шагала рядом с женщинами, побывавшими в тюрьме. Они совсем не такие, как ты думаешь. Мне кажется, если бы ты познакомился с ними, они бы тебе понравились.
— Понравились? — Отец заморгал. — Дорогая моя! — В растерянности он надел очки и снова снял их. — Понимаю, тебе, наверное, кажется, что попасть в тюрьму — это шикарно и эффектно… — Он имеет в виду Жанну д’Арк, догадалась Ивлин, вспоминая, как в детстве они с Китом и Тедди играли в святую Жанну в саду и привязывали ее, Ивлин, к столбу для бельевых веревок скакалками, приговаривая к мученической смерти. — Но поверь, милая, в тюремной камере нет ровным счетом ничего романтичного.
«Тебе-то откуда знать, каково там, в тюрьме?» — думала Ивлин. До этого момента у нее не было ни малейшего желания по своей воле попадать за решетку, но теперь эта перспектива показалась заманчивой.
— Да знаю я, — ответила она. — Но разве важное дело не стоит того, чтобы за него страдали? Как на войне. Знаешь, это ведь тоже своего рода война. — Увидев недоумение на лице отца, она мягко пояснила: — Война за свободу.
— Свободу! — Он расхохотался. — Дорогая! Кто же ты тогда — белая рабыня? Какой еще свободы тебе не хватает?
Она беспомощно смотрела на него и думала, как ему втолковать.
— Всякой, — ответила она. — Всякой, папа. Я хочу учиться в университете. Хочу сама зарабатывать на жизнь, заниматься настоящим и полезным делом, как будет заниматься им Кит. Хочу голосовать за того, кто разделяет мои убеждения и добивается того, чего хочу я, а не чего хочет мой муж. Хочу иметь те же права, как и любой мужчина, — права на… да на что угодно! Право видеться с детьми, если я разведусь. Право… — Она осеклась.
Отец озадаченно глядел на нее.
— Но послушай, Ивлин, — начал он, — надеюсь, тебе никогда не придется зарабатывать на жизнь самой. Надеюсь, у тебя будет семья и дети. Или ты предпочла бы жить в чужой семье приживалкой, как мисс Перринг?
— Я предпочла бы, — свирепо парировала Ивлин, — жить в мире, где женщины могут делать все то же, что и мужчины.
Отец лишь покачал головой. А Ивлин вдруг ощутила, как у нее внутри вскипает ярость.
— Ничего смешного! Не смей делать вид, будто это смешно, или я завизжу!
Мистер Коллис поджал губы.
— Хорошо, — произнес он. — Предположим, у тебя есть право голоса, а завтра выборы. За кого ты решила бы голосовать?
— Я…
Ивлин смутилась. Постыдная истина заключалась в том, что она ни малейшего понятия не имела, как ответить на вопрос. И лишь очень смутно представляла себе, за что выступает та или иная политическая партия. Она знала, что отец всегда голосует за тори, но никак не могла уяснить, в чем именно заключается разница между тори и либералами. Суфражистки призывали голосовать за лейбористов, так как они поддерживали борьбу за избирательное право для женщин. Но у лейбористов не было надежды выиграть выборы, поэтому она не понимала, какой смысл голосовать за них. Вдобавок ей казалось предательством по отношению к мистеру Морану голосовать за партию его рабочих — после всех неприятностей, которых он натерпелся с забастовками. Но будь она проклята, если станет голосовать за ту же партию, что и отец, или за либералов и этого мерзавца мистера Асквита, который виноват в принудительном кормлении, «Законе кошки-мышки» [9] «Кошки — мышки» — закон, принятый в 1913 году, согласно которому, если заключенная объявляла голодовку, ее не должны были кормили насильно, как раньше. Охранники ждали, пока она ослабеет до полусмерти, и затем освобождали.
и множестве других злодейств.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу