Я давно не выезжал в центр города. С фасада, знакомого мне учреждения смотрел герб ГДР, каким он мне запомнился по маркам. Циркуль, что ли… В троллейбусе встречаю бывшего соседа: Где ты, как ты? Продаю диски в «Стереорае». Он сказал, что все возвращается, и с улыбкой вышел раньше меня. Первая мысль, глядя на давно знакомую личность: а вдруг скоро умрет? И это пугает. Тоща почему не пугает: а вдруг проживет еще лет тридцать?
Мало кому известно старое название этой остановки. «Узловая». В этом месте по утрам происходила пересадка с автобусов и троллейбусов на трамваи, доставляющие рабочих к заводам и фабрикам. Долгое время туда ходили трамваи старого образца, с сиденьями, выложенными из деревянных планочек, вытертых бесчисленными пальто и брюками пассажиров, часто это были одни и те же люди. Пока ходили эти вагончики, на таком сидении легко представлялся задумчивый Коля Рыбников, мечтающий скорее сойти и на морозе закурить…
По-своему красивые, фантастические места — эти заводские корпуса, остановки, которые хочется называть полустанками. В какие фабрики смерти можно было бы их переоборудовать, если бы жажду наживы и безумие смогла победить воля к равновесию и покою. Закачаешься. А по вечерам на «Узловой» собирались любители музыки «бит». Это в шестидесятые года, конечно. Витрина универмага отражала фигуры молодых людей. Одетые манекены глазели сквозь них на асфальт. Будущие мясники и следователи держали переносные магнитофоны, кто за ручку, кто исподнизу, как талмуд, прижимая торцом к животу. Внутри аппаратов сумрачно вращались катушки за прозрачной крышкой. Звучали они глухо, понять, кто поет, можно было, отойдя шагов на двенадцать. Однажды к Вите Носорогу подошли люди в другой улицы, и спросили: шо у тебя играет? Витя ответил: Джонс. Люди сказали: А у нас — Манкиз. Дайте нам пройти с вашим Джонсом по проспекту до Почтамта, а вы с нашим магом дойдете до Сталеваров, и обратно. Встречаемся здесь. Потом замулячим — выпьем вина…
«Муляка» от немецкого mul — грязь, рыбьи какашки. Тихий вечер, теплый вечер, Манкиз, Джонс… Если бы знать точный день и час этой встречи, можно было бы ее воспроизвести. В кино повесился поп — и покойники оживают, первой из-под бутафорской листвы появляется лыса голова мулявинского Гусляра. Возможно, все убийства и самоубийства — это бестолковые попытки повернуть время вспять. Отмотать назад Джонса и Манкиз. Вообразите, мутнея и обостряясь на глазах, видоизменяется символика. Машины, сделанные не здесь пятятся, откатываются за границу. Уверенные в себе спортсмены, жиды, педерасты и новые русские беспомощно трепеща, молодеют и превращаются в тех, кем они появились на свет — малокровных недоносков евразийского типа. Это выражение Кроули. Об этом мечтали Лавкрафт и Панночка у Гоголя, но самым крепким колдунам покамест не удалось то, что сумели сделать, мечтая только о «муляке» Витя Носорог и говнистые ребята с Двадцать первого Партсъезда. С миром и по-хорошему они обменялись магами, прошли одни под Манкиз до Сталеваров, другие мимо (он только строился тогда) Интуриста до Почтамта под голосисто Тома, вернулись обратно и выпили! Вот это «Город живых метвецов!»
«…не стало птиц с их привычным щебетом. И вот в мертвой тишине начала отделяться с пронзительным скрежетом передняя стена газировочного автомата «Харюв». Выпал и разбился стакан. Вскоре она с грохотом рухнула на асфальт, и из открывшегося нутра выступил Золин Гот-Зол. Он был затянут в малинового цвета бархатный комбинезон и знакомые всем завсегдатаям кафе белые ботинки. На его груди висело пластмассовое кольцо, и всем было известно, что это кольцо от детской погремушки обладает магической силой.
В ночь, когда в профилактории Гидролизного завода праздновали пятидесятилетие предприятия, Кафир отнес трупик Костогрыза в корпусе магнитофона «Днiпро‑14» на холм Сатаны, и уже собирался было вырыть яму, чтобы предать злосчастного уродца земле, но внезапно ночное небо там и тут осветилось красными сполохами, в вышине образовалась сфера, и от ее центра пошли по небу черные круги. Ударила молния и ящичек запылал. Когда догорели последние щепки, Кафир обнаружил под пеплом кольцо синеватого цвета с морковными крапинками. Пластмассовое на вид, оно даже не оплавилось.
Незадолго до своего бегства в Сарториал, Кафир проиграл это украшение Гот-золу, в шашки. Это случилось вечером в таксопарке. На другой день Гот-зол из города исчез».
Читать дальше