Александр Оберемок - Сухая ветка

Некоторое время все молчали. Первым тишину нарушил мордатый: — Ну и как же ты умер?

Бомж опустил глаза.

— Я прожил сорок лет… Понимаете, жизнь не удалась… Я уже два-три года нигде не работал. Денег не было, перебивался, как мог. От меня ушла любимая женщина. Стихи, которые я писал, оказались никому не нужны. А тут ещё… В общем, такая меня тоска взяла… Безысходность полная… Апатия, депрессия… Ну, я и…

— Ну говори, говори, — подбодрил его Вихрастый.

— А, — отмахнулся тот, — что уж теперь-то…

— Взял верёвку и повесился, — хмыкнул самодовольный толстяк. — Но у меня она оборвалась, а у него, видимо, нет. Так всё было?

— Так…

— Слабак, — презрительно процедил Неформал.

— Бывает, — сочувственно произнёс седой.

Снова все замолчали.

— А что случилось с тобой, Мордатый? — поинтересовался попавший в аварию, и все, кроме старика, с любопытством переключились на того, кому повезло больше, чем им.

— А у меня всё наладилось после неудачной попытки самоубийства. Когда я упал с обрывком верёвки на шее, я очень сильно ударился головой. И тут словно просветление какое-то — что же я делаю, Господи?! Кто виноват в моих неудачах, кроме меня? Мы сами творим свою судьбу, согласитесь, ведь не напейся тогда волосатый — дожил бы до тридцати как минимум. И так мне стало противно и обидно, что я допустил такую слабость, так я себя ненавидел тогда за это! Я решил кардинально изменить свою жизнь. Бросил пить, стал бегать по утрам, в общем, занялся собой. Я понял, что надо относиться к себе с должным вниманием, тогда и все окружающие будут по-другому меня воспринимать. Так и случилось. Откуда ни возьмись появились какие-то люди из издательства, вскоре вышла моя первая книга, тут же — вторая, посыпались разные интересные предложения. Любимая вернулась ко мне. Правда, пришлось писать модную беллетристику, поэтому я и сжёг добрую часть написанного ранее — вы уж простите, молодёжь…

— Да ладно, — сказал Виноватый, — я сам сжёг всё раннее.

— И моё? — обиделся Неформал.

— А это моя работа, — почему-то с достоинством сознался Вихрастый.

— Ну а умер-то ты как? — явно жалея о содеянном, спросил Бомж.

— А я даже толком ничего не понял. Вчера лёг спать, заснул и оказался здесь.

— Какова дата твоего вчерашнего дня? — спросил Седой, нахмурившись.

Мордатый назвал число, месяц и год.

— Тебя отравили, — тихо сказал старик.

— Как? Кто? Зачем?

— Может, лучше не рассказывать?

— Нет уж, давай, выкладывай.

— Хорошо. Как давно это было… К тому времени я уже стал довольно известным писателем. Книги выходили одна за другой — я тогда писал очень много, к тому же переиздавались старые. Я стал богатым человеком и по совету жены застраховал свою жизнь на очень большую сумму…

— Неужели она? — удивлению Мордатого не было предела. — Но как же… Она ведь любила меня…

— Обычное женское коварство, поверь мне, старому человеку. Подсыпала в чай какую-то дрянь. Когда я вышел из больницы, то сразу же выгнал её. Больше мы никогда не встречались.

Снова повисла напряжённая пауза. Каждый думал о своём и в то же время об одном и том же. Посчитав, видимо, молчание затянувшимся, старик продолжил: — А моя кончина была самой простой. Я умер, как в том стихотворении, помните: «при нотариусе и враче». Недостойная смерть для поэта. Если честно, то я сейчас даже немного завидую вам, молодым…

— Но как же… Слушай, а если бы тебя тогда спасли? Ну, вкололи бы, что ли, какое-нибудь лекарство? — Вихрастый всё ещё сомневался. — Тогда здесь с нами мог бы быть ещё один, седьмой?

— Видимо, нет. Скорее всего, тело уже исчерпало свой ресурс. А раз седьмого сейчас нет с нами, значит, его никогда не было и не будет…

— Простите, что перебиваю вас…

— Кто это? — воскликнул Вихрастый.

— Какой-то юноша, — сказал Мордатый.

— Да нет, ему лет сорок, — возразил Виноватый.

— А по мне — так все шестьдесят, — удивился Неформал.

— Вы что, это же младенец, — проговорил Седой.

— Кто ты? — обратился кто-то к прибывшему.

— Я — один из вас, — ответил тот.

— Но почему мы не можем определить твой возраст?

— Потому что это не имеет никакого значения, — спокойно ответил старик-младенец.

— Неужели седьмой? — прошептал Бомж.

Появившийся улыбнулся.

— Можете называть меня и так — это ничего не меняет.

— Объясните, что же всё-таки происходит? — нервничал самый молодой. — И почему ты всё время улыбаешься? — спросил он седьмого.

— Ничего не происходит. А улыбаюсь я оттого, что счастлив.