Георгий Караславов - Повести

Война опротивела Илье. Его мобилизовали в 1911 году, в 1914 он вернулся домой. Потом его призвали на маневры. В 1915 году он женился, но через несколько месяцев после свадьбы снова надел солдатскую шинель. И вот уже кончается 1917 год, а он все на фронте, все под огнем.

И он ругал войну и мечтал вернуться к своей семье, к мирной жизни.

Ребята залезли в ранец и вытащили пропитанные потом портянки, грязное нижнее белье, несколько книг из «Походной солдатской библиотеки» и три книжки сказок в пестрых обложках. На дне ранца они нашли краюху солдатского хлеба, испеченного из какой-то непонятной смеси. В нем были и отруби, и смолотая вместе с початками кукуруза, и просо. На вкус он оказался горьковато-кислым, противным.

Сынишка Ильи откусил кусок, поморщился и с отвращением выплюнул, сказав:

— Хлеб-то протухлый!

Девчушка понюхала хлеб и покачала головой.

— Воняет! — сказала она и протянула краюху взрослым.

Все принялись разглядывать ее, пробовать. Когда хлеб разламывали, он тянулся, словно в тесто были замешаны нитки.

— Вот чем нас кормят, — с горечью заметил Илья.

— Куда же тогда идет наша пшеница, сынок? — спросил отец. — У нас последнее отбирают, от налогов белого дня не видим.

— Куда-то идет, только не нам.

Илья рассказал, какой белый хлеб и какое хорошее мясо едят немцы. «Смотрим мы на них, и у нас слюни текут. Пробовали просить, но они, жмоты, не дают». Болгарские солдаты шли на хитрость — устраивали кулачные бои или танцы кукеров — ряженых. Немцы прибегали поглазеть и поразвлечься. «А тем временем, — весело объяснял Илья, — наши «реквизиционные» команды забираются в их землянки и тащат оттуда все съестное…» Дети восторгались находчивостью болгар, а старый Лоев грустно качал головой.

— Голь на выдумки хитра, — произнес он. — И будет ли конец этой напасти, а?

— Умные люди показали нам, что нужно делать, — ответил Илья.

Люди? Какие люди? И что они показали? Лоев давно жаждал услышать что-нибудь новое, радостное… Сын откроет ему глаза, успокоит его изболевшуюся душу…

Целый день в доме толпились родственники и знакомые, расспрашивали Илью о фронтовой жизни, о своих близких. Незаметно подкрался вечер. Старому Лоеву не терпелось расспросить сына о настроениях солдат, узнать что-нибудь о России, но все не удавалось. Он с нетерпением дождался утра. Неутомимая, сияющая от радости Лоевиха достала свои неприкосновенные запасы и замесила тесто для пирога. А отец разговорился с сыном. То, что рассказал Илья, удивило и поразило его.

— Русский народ пошел правильным путем, — сказал он твердо и уверенно.

— Я так и знал, сынок! — радостно воскликнул отец. Нет, не обманулся он в братушках.

— Русский народ показал всем народам, что надо делать!

— Правда? — Старику, которого душили слезы радости и восторга, казалось, что ему снится что-то очень интересное, желанное, но неосуществимое.

— Русский народ построит новую жизнь не только у себя, он переделает весь мир, — продолжал Илья.

Не заблуждается ли сын? Может, его обманули? Откуда ему известно все это?

— А как же тогда газеты? В них пишут совсем другое, сынок. — Лоев вспомнил о своем разговоре с Гашковым, со старым адвокатом Божковым, о толках в сельской корчме.

— В каких газетах? — казалось, Илья ждал этого вопроса.

— Ну… «Мир», что получает побратим Добри, «Утро», что читают в корчме…

— Разве это газеты? — презрительно усмехнулся Илья. — Только темнят, с толку сбивают простых людей. — Илья пошарил во внутреннем кармане куртки, вытащил измятый лист, осторожно развернул его. — Вот здесь пишут правду.

Слова сына приятно удивили старика. Удивили не тем, что оказалась такая газета. Он ожидал этого. Ему, старому русофилу, очень хотелось, чтобы в Болгарии нашлась газета, защищающая Россию. Но теперь было приятно сознавать, что он заранее предвидел это. Когда-нибудь — а такое время непременно настанет — братушки, наведя порядок в своей стране, не смогут упрекнуть болгар в том, что они оставили их в трудную минуту… Старик дрожащими руками взял газету, бережно расправил ее, словно держал что-то очень хрупкое и драгоценное.

Вся газета была испещрена белыми квадратами.

— Видишь, как ее цензура разделала, — заметил Илья.

— Почему? — недоуменно спросил отец.

— Потому что она говорит правду.

Старик прочел заглавие — «Рабочая газета».

— Это газета тесняков?

Илья утвердительно кивнул.

— Ты… ты стал тесняком? — старик посмотрел на сына так, словно видел его впервые.