Георгий Караславов - Повести

В конце концов, полиция была вынуждена что-то предпринять. С десяток активных членов Рабочей партии были обвинены в нападении на чабана, арестованы и избиты в околийском управлении полиции. Местная газета выступила со статьей о «коммунистическом злодеянии». Через неделю арестованных освободили. Молва вспыхнула с новой силой и заглохла лишь тогда, когда против Желязко Жанкова было возбуждено дело.

И вот сегодня дело слушалось уже в третий раз. Все было обделано так, что можно было рассчитывать на верное оправдание. Поэтому Жанката даже не счел нужным самому отправиться в город. Но когда перевалило за полдень, он забеспокоился и все чаще начал поглядывать в сторону шоссе. Все подлецы — никому нельзя верить. Когда начинался процесс, Жанката был старостой в селе и в околийском управлении имел большое влияние. Пятьдесят человек согласились свидетельствовать в его пользу, а после, когда «сговор» раскололся, все, как мыши, забились в свои норы и расстроили ему весь план. Хорошо, что у Желязко были верные люди, видавшие виды в подобных делах, не то, положись он на этих льстецов, непременно бы пропал…

— Заставили бы меня еще потратиться! — заключил Жанката и обернулся к жницам.

Три его снохи и пять беженок из Фракии жали, двигаясь в ряд. Стефан и батрак Тончо вязали снопы. Поравнявшись со жницами, Тончо брал серп и становился рядом с ними. Стефан же выпрямлялся и, уперевшись руками в поясницу, подолгу стоял в такой позе, бесцельно разглядывая поле. Старик пронизывал его злобным взглядом и вертелся волчком:

— Поглядите на него, на лодыря паршивого! Стоит, как истукан! Увидят его другие — тоже бросят работу…

Чуть только жницы, уставшие, с ноющими от работы поясницами, с бледными лицами заканчивали полосу, Жанката вскакивал, хватал серп и бросался к меже. Он начинал новую полосу, зажинал в ширину, врезался вглубь, будто жать должны были по крайней мере человек двадцать. Поденщики знали его повадки и шли к нему работать только в случае крайней нужды. Снохи, не успевшие перевести дух, жаждущие минуты отдыха, бросали на него ненавидящие взгляды и шли к полосе. Иначе нельзя было: люди могут увидеть, что их свекор жнет, а они отдыхают. Заметив, что он хватает серп и спешит начать новую полосу, жена Ставрю грозила пальцем в его сторону:

— Хоть бы ты сдох, старый дьявол! — и тут же первой бежала к нему.

Перед ней младшие снохи слова не смели вымолвить против своего свекра. Она, хоть и проклинала его, была его самым доверенным человеком. Он нее он узнавал обо всем, что говорилось за его спиной. Она следила за каждым шагом снох и доносила ему даже о самых пустяковых и незначительных поступках, к тому же частенько привирала, преувеличивала и присочиняла. И все это она делала с расчетом понравиться свекру, заручиться его поддержкой на случай тех яростных ссор, которые периодически вспыхивали в семье.

— Ах ты, подхалимка! Ах ты, гадюка! — стреляли глазами в ее сухощавую вспотевшую спину остальные снохи.

— Брось, тятя, иди в тень, ты уж старый, свое отработал, — ласково говорила свекру Ставрюха, стараясь втереться ему в доверие. Жанката подскакивал, поворачивался то вправо, то влево, подрезал колосья и бормотал, не поднимая головы:

— Отдохните, невестки, отдохните, работе-то конца-края нет, — а сам отодвигался, уступая им место.

— Чтоб тебя черви источили! — проклинали его про себя женщины и снова принимались жать, еле держась на ногах от усталости.

— Ну, работайте, работайте, — говорил Жанката и отходил в сторону. — Молодым только дай работы!..

Так повторялось от темна до темна, всегда, на всякой работе. Женщины были скромнее и безропотнее мужчин, к тому же их труд оплачивался гораздо ниже, поэтому Жанката избегал нанимать батраков. Но женщины находили другие способы отдохнуть. Обыкновенно во время работы они по очереди уходили в кусты, росшие на межах, или скрывались неподалеку в посевах. Там они просиживали долго; Жанката косился в их сторону, сопел, как рассвирепевший бык, и часто-часто приподнимался на цыпочки, точно суслик.

— Плеткой! Плеткой бы вас да покрепче, дармоедки из дармоедок! — Он скрипел зубами и в бессильной ярости опускался на ржаной сноп.

Интересным человеком был батрак Тончо. Он выглядел гораздо старше своих лет и работал без особого рвения, хотя и справлялся со своими обязанностями. Вначале Жанката терпеть его не мог, но затем привык к нему, примирился с его тяжелым характером. Его злила не столько медлительность батрака, как то, что — хозяин был уверен в этом — медлительность эта была напускная.