Игорь Шестков - Приложение к собранию рассказов в двух томах. Том 3. Пациент 35

— Ээ… потяни меня за палец… да вы еще и философ! Как вы разболтались… в поезде… с неизвестным… Прочитайте письмо, там все сказано… У меня нет больше сил и желания говорить с вами.

В его тоне слышалось раздражение и нетерпение. Он встал и лихо укатил от меня по проходу. Даже не попрощался. Вышел наверное на следующей остановке.

Я положил письмо в карман и опять задремал. Посмотрел только на адрес отправителя.

Адреса не было, но отправитель был указан. «Братство святого Флориана».

Эти слова ничего для меня не значили.

Поезд подъезжал к городу.

С левой стороны от железной дороги улицы убегали вверх, на пологий холм…

Остроконечная колокольня, казалось, протыкала небо… на седлообразной вершине холма рос «Чижиковый лес», по узким тропинкам которого я часто катался на велосипеде. Однажды я повстречал там обнаженную женщину, игравшую на маленькой дудочке. Я посмотрел на нее с вожделением, а она превратилась в птицу и улетела.

С правой — пятиэтажные дома, толпясь и волнуясь, массивными жилыми каскадами спускались к городской речке, параллельно которой мы ехали. Недалеко от реки стоял дом старинной постройки, на третьем этаже которого располагалось мое логово.

Но домой в тот день я так и не попал.

Неодолимая потребность заставила меня заглянуть в недавно отремонтированный вокзальный ватерклозет. После успешного посещения стерильной кабинки, без единой надписи на стенах… вышел в туалетный зал… но вместо покрытых зеленоватым кафелем стен и сверкающих писсуаров увидел перед собой готические своды, витражи и знаменитую «Розовую кафедру». с которой еще Лютер проповедовал.

Что за гротескная чертовщина?

Какая глупая сила кинула меня из вокзального туалета в городской собор? И зачем?

В соборе этом, в своей древнейшей, подземной части еще сохранившем несколько романских колонн с стилизованными львами, пантерами и райскими птицами на капителях, я разумеется бывал и раньше. Излазил его вдоль и поперек. Его внутреннее пространство не было испорчено барочными переделками, как это произошло со многими другими немецкими церквями. Стрельчатые крестовые своды звенели… колонны были собраны в пучки… на некоторых из них крепились статуи. С наружной стороны стены собора поддерживали мощные аркбутаны, опирающиеся на контрфорсы.

Во времена Реформации обезумевшие толпы сломали и сожгли в соборе все, что можно было сломать и сжечь. Вымели из храма вместе с ложными святынями и самого Сына божия и его Мать. Уничтожили труд поколений честных ремесленников — кузнецов, ювелиров, художников, резчиков по дереву…

Остались один на один с евангельскими текстами… и Лютером. Чертовы кретины!

Позже прихожане и клирики, сохранившие с риском для жизни немногие церковные сокровища, принесли их назад в собор… откуда их новой волной разрушения вымела 30-летняя война, эта бессмысленная, безумная бойня.

А еще позже с востока приволокся Иван и установил в городе сталинские порядки. Настоящие нацисты уже сбежали на запад, пришлось ему отыгрываться на оставшихся.

Слава богу, немецкая деревянная скульптура русских не интересовала… они и свою-то родную пожгли после революции, а на немецкую у них и времени не было, надо же было за молодыми немочками, часами, радиоприемниками и фарфорами охотиться… Одна знакомая старая немка рассказывала, что русские врывались в дома и кричали: Ури-ури!

Кроме русских побежденных германцев грабили в этой части страны — чехи и поляки, о которых та же знакомая говорила: Эти изверги еще хуже Иванов.

И несмотря на все это — в соборе сохранились кое-где расписанные красками деревянные статуи… распятия, резной многостворчатый алтарь, несколько дюжин картин более или менее близких по стилю к работам Кранаха и его школы, знаменитая Пиета работы мастера Петера Бройера и легендарная «Розовая кафедра» с многочисленными фигурками из розового порфира…

Для меня собор олицетворял то, единственное, захватывающе интересное, что осталось в Германии от прошлых времен. Там, под готическими сводами, защищенный от современности толстыми холодными стенами по бокам и потертыми каменными и бронзовыми надгробьями под ногами, между миром мертвых и Небесным Иерусалимом я чувствовал себя самим собой, а не каким-то пошлым «эмигрантом», приехавшим в Европу поесть вкусные сосиски и потрахать немок, как думали обо мне местные.

Поэтому, оказавшись в соборе, я не растерялся, а занялся тем. чем всегда тут занимался — начал неспешный обход… медитативную экскурсию… подошел как обычно вначале к древнему деревянному распятию недалеко от главного входа.