Игорь Шестков - Приложение к собранию рассказов в двух томах. Том 3. Пациент 35

И дома на заглавные буквы похожи. Даже не на наши…

Кто-то пишет про меня, — смутно догадывался он, — и он имеет власть сделать со мной и со всем этим… все, что ему заблагорассудиться. Черт побери, до чего странное и неприятное чувство.

Эй ты. там…

Бедняге Ральфу стало казаться, что это чувство его охватывало в жизни не раз… что вся его жизнь приснилась ему сегодня ночью. Или — за несколько секунд до пробуждения.

Кризис среднего возраста?

Ипохондрия своего рода?

Как раз тогда, когда Ральф и Лени, оба высокие, стройные, импозантные, в длинных дорогих пальто, Ральф с белоснежным шарфом. Лени с огненно-красным, подходили со стороны Кассберга к Рыночной площади, на которой располагался базар, произошло нечто… что отвлекло Ральфа от неприятных мыслей о пластилиновом мире, но заставило вспотеть от ужаса.

В длинном и узком окне городской Ратуши Ральф увидел нагую женскую фигуру с отвратительным лицом. Огромный нос начинался на лбу, а заканчивался на подбородке. Глаз и губ видно не было.

Ральф решил, что он окончательно и бесповоротно чокнулся. В отчаянии спросил Лени: Посмотри на башню… над Роландом, в окне… видишь фигуру? И тебе, вообще… не кажется, что все ненастоящее?

В это время они как раз входили на базар через щедро украшенные разноцветными лампочками ворота, через которые можно было бы провести боевого слона. Лени уже нашла глазами палатку с носками и чулками… и рвалась к ней. Поэтому она не приняла всерьез слова мужа и даже не взглянула на башню.

Ральф уже пожалел, что спросил жену… зачем ее мучить… отпустил ее с миром и зажмурился…

Затем посмотрел на башню еще раз… вот Роланд… вот и окно… пустое!

Померещилось…

Ральф погладил свою красивую седую голову со стрижкой ежиком, ему почему-то захотелось закурить, хотя он не курил уже лет тридцать.

Ну. голова у меня настоящая…

Понюхал воздух. Пахло жареными сосисками.

И воздух настоящий. И нос.

Подошел к Лени. Та перебирала и щупала бежевые и темные носки, соединенные вместе в три или в шесть пар.

И носки настоящие!

— Милая, я пойду, поищу глинтвейн и орешки…

— Только не уходи далеко, если потеряемся, я позвоню.

— Хорошо. Но я не взял с собой мобильник. Иначе замучают звонками.

— Тогда встретимся у большой пирамиды. Ее отовсюду видно.

Ральф отошел от носочного киоска, прошел метров двадцать пять и вдруг застыл как вкопанный. У небольшой палатки с глинтвейном.

Та же страшная нагая дама с огромным носом как ни в чем не бывало разливала в белые фарфоровые кружечки горячую черную жидкость, пахнущую перегаром и корицей.

Нет, все-таки театр!

Посетители базара забирали свое пойло… платили ей, получали сдачу… так, как будто у нее обычное человеческое лицо, а не чудовищная образина… как будто она нормально одета. Вероятно они видели ее иначе, чем Ральф. И именно это, а нее ее нагота и безобразие испугали его. Он не хотел становиться отщепенцем-кверулантом, уродом-ясновидящим…

Еще меньше Ральф хотел бы стать героем пьесы. Надутым Гамлетом или озабоченным Фаустом. Он, особенно сегодня, и особенно тут, на рождественском базаре, хотел быть как все… хотел быть простым бюргером, пришедшим на базар попить глинтвейна и поесть жареной колбаски…

Протер глаза, пощипал себя за худую жилистую руку…

И обратился к автору: У тебя совесть есть? Крути кино назад.

Горько посмотрел на небеса, потом малодушно скосил глаза в сторону и отошел от киоска с глинтвейном. Вернулся к Лени, которая как раз протягивала продавщице двадцать евро.

Продавщице?

Ральф поднял глаза… да, его страх оправдался… эта продавщица… это тоже было она. Жуткая нагая. Чудовище. И Лени не видела этого!

Ральф быстро повернулся к ней спиной и ахнул…

Все продавцы и продавщицы во всех киосках… все они были…

Болезнь прогрессирует, — подумал Ральф, — быстрее, чем я привыкаю к ее симптомам.

И тут же получил подтверждение этому.

Не только продавцы, но и все посетители базара, даже маленькие дети и старик в инвалидной коляске — превратились в эту… нагую фурию.

И Лени тоже.

Только он один оставался самим собой. Собой ли?

Поразительно, но все эти существа вокруг него продолжали делать то, что делали до своего превращения. Торговались, беседовали друг с другом о семейных делах, пили глинтвейн, что-то искали, находили… бывший ребенок все так же орал… а нагая на месте старика вертела колеса инвалидной коляски.