Лени-чудовище стояла рядом с Ральфом и держала в руках шерстяные носки.
Это уже слишком!
Затем этот странный, больной и неестественный миф стал на глазах у Ральфа разрушаться.
Вначале зашатался Роланд на башне. Гранитные его глаза раскрылись, он несколько раз моргнул, задрожал и отчаянно громко затрубил в рог. После чего упал и ушел под землю. Перед этим превратившись в огромную багровую букву «R».
Ушла под землю и пирамида.
За ними последовало и здание Ратуши и все окружающие рыночную площадь дома, ставшие строкой неизвестного Ральфу текста…
Зашатались киоски-слова… запрыгали как мячики-буквочки обнаженные женщины… все провалилось…
И вот… Ральф один на поросшем темным вереском поле, похожем на лист шершавой бумаги.
Солнце черное и в зените. Как распухшая точка.
Не слышно ничего, кроме завывания ветра и постукивания по клавишам.
Ральф понял, что жизнь его кончилась, и спросил непонятно у кого: Почему исчез мой мир? В чем моя вина? Ведь я не делал никому ничего плохого, только работал, любил, зарабатывал деньги и тратил их. Помогал близким. За что ты меня так наказал?
Никто ему не ответил.
Ральф глубоко вздохнул и закрыл глаза…
На листе появился печальный мягкий знак…
И тут же открыл их.
Прямо передо мной показалась и тут же пропала охваченная серебристо-фиолетовым сиянием машина, похожая на биомеханическую скульптуру.
Я сидел в огромном зале на третьем этаже бывшей бумажной фабрики.
В длинном пальто… на шее у меня был повязан белый шарф. Со стены на меня пристально смотрела безглазая голографическая Рози.
На дворе трещал цикадами июнь.
Я снова был в своем времени, в своем милом кошмаре…
Спустился по лестнице с провалами и направился на станцию Розенхайм.
Проходя мимо замка Грабштайн заметил, что из верхнего окна на меня смотрит смотрительница, прекрасная фрау Флеминг. Приветливо помахал ей рукой и послал воздушный поцелуй.
Вскоре услышал знакомое хрюканье из мясной лавки.
Еще два поворота, и я на станции. Тут подземный переход. Вот и платформа.
Подошел поезд.
Вошел в вагон, поднялся на второй этаж. Занял свободное место у окна. Расслабился.
Состав мягко тронулся. Наддал. За окном понеслись назад полюбившиеся за годы жизни в Саксонии картинки — холмы, заросшие буками, аккуратно обработанные поля, деревянные башенки для охотников, современные великаны — ветряные электроустановки, с шизофренической плавностью вращающие свои белые лопасти.
Подремал минут пять… а когда открыл глаза, обнаружил, что напротив меня сидит непонятный человек в длинном летнем пальто, украшенном небольшим значком в форме герба. Узколицый, породистый, очкарик. В маленькой феске песочного цвета.
Из-под пальто выглядывал характерный белый воротничок католического священника.
Руки у незнакомца были, как у многих представителей поповского сословия, неестественно белые. Кольцо на указательном пальце, тоже с гербом. Нос — длинный, тонкий, изогнутый. А глаза серые, спокойные. Но с потайной мыслью.
На ногах его вместо ожидаемых элегантных туфель — были популярные тогда роликовые коньки.
Неожиданно он заговорил. Баритон его отдавал в металл.
— Чудесный день, господин Сомна.
— Чудесный, чудесный. Только вот день ли это? Впрочем, не важно. Откуда вы знаете мое имя, падре на колесиках?
— А откуда вы знаете, что я священник? По одежде судите? Я могу вам и другой воротничок продемонстрировать… пеньковый.
На одно мгновенье… человек в черном пальто превратился в ужасный разлагающийся труп, болтающийся на виселице. На голове его сидела синеватая ворона и клевала мертвецу глаза.
— Довольно, довольно, туше. Прошу вас не мучить меня подобными фокусами. Идите вон, к молодым девочкам, удивляйте их… а у меня нервы слабые.
— Знаем-с. Наслышаны. Хотя слово «нервы» пожалуй неуместно для того, кто прошел через третий этаж бумажной фабрики и остался в живых… Также как и «меня». Какого собственно «меня» вы имели в виду? Замученного вами до смерти Ральфа? Или любовника несчастной госпожи Ким? Что, труп так и не нашли? Вы все еще под судом? Или вам надоел этот криминальный сюжет, и вы его бросили, толком даже не начав? Или ваше «меня» относится к Дитриху фон Арвеле, дурацкую игрушку которого вы так нагло присвоили? Где она, кстати? В кармане? А может быть, поднимай выше, самого сиятельного императора Диоклетиана, великого гонителя христиан? Вы ведь недавно нанесли ему визит… изнутри, так сказать. И тоже, не без потерь для его казны…
Читать дальше