Карин Альвтеген - Эффект бабочки [litres]

Без лишнего хвастовства могу утверждать, что предстоящая смерть сделала меня немного умнее.

А может быть, просто природа напоминает о себе таким образом. Я читала, что с приближением смерти жизнь вступает с ней в схватку. Но не важно, связано ли это с механизмами выживания или нет, в любом случае я наслаждаюсь своим новым существованием. Во многом благодаря тому, что у меня появилась подруга, и впервые за тридцать лет я обрела разумного собеседника. После такого длительного молчания есть что сказать, и если находится человек, готовый тебя выслушать, – это большое везение. Маргарета как будто послана мне свыше. С того момента, как мы начали вместе разгадывать кроссворд, наша дружба развивается с невероятной скоростью – мы ходим в театры и кино, приглашаем друг друга в гости и сидим за одним столиком в ресторане. Маргарета – журналистка, сейчас на пенсии. Подробности ее жизни позволяют предположить, что у нее была достаточно успешная карьера – она работала в Лондоне и Вашингтоне, писала передовицы для газеты «Дагенс Нюхетер». Оглядываясь назад, я радуюсь, что выяснила это, только когда мы уже достаточно близко узнали друг друга, а то, скорее всего, я бы так тщательно подбирала слова, что ничего не рискнула бы ей сказать.

Произошло это, когда я спросила Маргарету о стопке бумаг, с которой видела ее в ресторане.

– Да это так, способ скоротать время. Мне пришло в голову, что надо попробовать написать детскую книжку.

К моему удивлению, Маргарета выглядела смущенной.

– Я не планирую публиковать ее, нет. Это только для моих внуков. Для детей моего сына, живущего в Штатах, и дочери, если она все-таки успеет родить.

Маргарета умолкла, и я заметила, как она задумчиво поглаживает ножку бокала.

– К сожалению, в дочери я узнаю свой собственный карьеризм, ведь детям свойственно подражать родителям. Слава Богу, я успела произвести на свет своих детей, но когда они были маленькими, я посвящала бесконечно много времени работе. Спроси их, и они охотно расскажут, как чувствовали себя брошенными, пока я занималась своей славной карьерой.

– И что же, вы сейчас не общаетесь?

– Да нет, мы отлично ладим, но иногда приходится получать по заслугам, и я уворачиваюсь как могу, несмотря на ноющую от вечного сидения за письменным столом шею.

Маргарета рассмеялась. Она часто смеется над собой, и от этого общение с ней раскрепощает. Я много думала об этой способности. Почему некоторым она дана, а некоторые лишены ее? Должно быть, мужество смеяться над собой свойственно лишь тем, кто твердо верит в собственную ценность. Возможно, именно это объясняет духоту, окутывающую Кристера.

– А как же их отец?

– Янне работал не меньше моего, а я добивалась равенства. Хотя по итогам я чувствую себя немного обманутой. Я обрела равенство, выбрав его линию поведения. Вкладываться в свою карьеру стало нормой и считается правильным, но кто будет бороться за повышение статуса так называемых женских обязанностей? Никто. Они по-прежнему считаются менее достойными. То, что женщины из поколения в поколение надрывались, ухаживая за детьми, и тащили на себе домашнее хозяйство, признали теперь ненужной ерундой.

Некоторое время мы сидим молча. Подошедший Дамир наполняет наши бокалы.

– К детям надо прислушиваться, пока они маленькие и еще не успели запутаться. Есть надежда, что, состарившись, они опять поумнеют, но будет уже слишком поздно. – Маргарета пригубила вино. – Кстати, мне рассказали на днях одну красивую историю. Парень, переехавший в Швецию из какой-то африканской страны, удивился, почему здесь практически не видно стариков. Услышав о домах престарелых, он сказал: «Какая великолепная идея – поселить стариков в одном доме! Так их проще найти, когда нужен совет».

Наши разговоры крутятся вокруг одних и тех же тем. Например, мы часто обсуждаем вину. Вину собственную и вину других – совместными усилиями пытаемся отличить подлинную вину от навязанной. Я ничего не утаиваю от Маргареты.

За редким исключением.

За одним.

Хотя я вряд ли смогу еще долго обманывать ее, ссылаясь на ревматизм. Мое состояние ухудшилось. На этой неделе я была в больнице, и мне сделали функциональную пробу дыхания. Жизненная емкость легких упала до шестидесяти восьми процентов. По ночам я сплю с кислородной маской, чтобы поддерживать кислородный обмен. Левая рука парализована, и в правой все чаще возникают мышечные спазмы. Ноги тоже в аховом состоянии. Мне становится тяжело ходить. Но хуже всего покалывания в губах и языке. С левой рукой так же начиналось. И все равно я сомневаюсь, стоит ли рассказывать. Есть риск, что наши отношения изменятся. Понятно, что обе мы умрем, но только в моем случае это подтверждено документально. Написанный черным по белому смертный приговор занимает непропорционально много места. Нет уж, лучше продолжать говорить о жизни.