Карин Альвтеген - Эффект бабочки [litres]

– Какого двоюродного племянника? У меня ни братьев, ни сестер двоюродных нет.

– Уже нет, но прежде чем твой брат умер, у него родился ребенок.

– Подожди, подожди. У кого родился ребенок?

– У твоего двоюродного брата Стефана Юханссона, умершего год назад.

Роберт совершенно сбил меня с толку, и, полагаю, это отразилось на моем лице. Достав из папки лист бумаги, он кладет его передо мной. Там изображены соединенные черточками квадраты с именами и годами.

– У твоей тети был.

– Как у тети? Разве у мамы есть сестра?

– Ты что, даже этого не знала?

– Нет.

Изменив положение тела, Роберт начинает педагогично указывать по порядку на квадраты:

– Вот твои бабушка и дедушка со стороны матери, у них родилась твоя мать Будиль, а двумя годами позже – еще одна дочь, которую звали Дороти. Она умерла в тысяча девятьсот восемьдесят втором году, и у нее был сын Стефан. Его отец, кстати, тоже неизвестен.

– Она умерла в восемьдесят втором? Это год моего рождения.

Роберт, кивнув, продолжает:

– Стефан, к сожалению, тоже умер, в прошлом году, ему было всего тридцать шесть.

Бросаю взгляд на имена и годы. Я и чужой мне Стефан Юханссон стоим в одном ряду в генеалогическом древе, сразу под квадратиками с именами наших матерей. Он носил девичью фамилию моей мамы. В течение двадцати девяти лет у меня был двоюродный брат, а мне никто даже не рассказал об этом. И вот теперь уже поздно. А Дороти? Что за странное имя? Почему мама никогда не упоминала о ней? Почему никто никогда не говорил, что бабушка с дедушкой потеряли ребенка, и почему никто не потребовал, чтобы папина мама рассказала правду о его отце?

Вот она какая, моя семья.

Это чертовски на них похоже.

Ложь и тайны тягостны, потому что плохо стыкуются с реальностью. Со временем на них накладываются новые тайны и новая ложь – возникают новые нестыковки, нет ничего удивительного в том, что всегда казалось, будто мы ходим вокруг непонятной пустоты. У меня часто возникало ощущение: близкие говорят то, что у них на душе, хотя внешне речь идет совершенно о другом.

Мой интерес к генеалогии угас.

Сложив по порядку распечатки, Роберт убирает их в папку и завязывает тесемки.

– Так вот, у тебя есть двоюродный племянник. Кевин Юханссон, девяносто пятого года рождения. Если тебе интересно, в папке есть его адрес.

Сирень в этом году уже отцвела.

Пройдет лето, осень, зима и снова весна – целый год, прежде чем она зацветет опять и снова можно будет почувствовать ее запах.

А сейчас цветение сирени закончилось.

Когда начинаешь наслаждаться жизнью, возникает одна проблема – становится страшно умирать. Загорается искра жизнелюбия, и внезапно осознаешь, как многого лишишься. Я помню мое давнее стремление избавиться от вечного беспокойства, неясного чувства вины и пустоты, так часто следовавших за мной по пятам. С моей нынешней точки зрения, мне представляется, будто я давно уже умерла, и с новых позиций объяснить причины такой смерти невозможно. Как я могла так долго жить без перспектив, без устремлений, без каких-либо собственных желаний? Все, что я чувствовала, и все, чего хотела, всегда соизмерялось с мнением Кристера и воплощалось приемлемым для него образом.

Цепью к нему меня никто не приковывал – у меня была работа и зарплата, так что я могла бы, оставив его, создать собственную жизнь. И все же я продолжала жить с Кристером. Не припомню даже, чтобы меня когда-нибудь посещала мысль о разводе. Сейчас этот выбор кажется мне необъяснимым. В последние месяцы я думаю совсем по-другому и уже успела позабыть, как рассуждала прежде.

Возможно, одна из причин крылась в используемых им словах. Они внушили мне уверенность, что одной мне никогда не справиться. В конце концов, у меня и правда возникло такое убеждение, хотя папа часто говорил, что слова не вредят нам больше, чем мы сами им позволяем.

Я оставалась с Кристером, а ведь никто меня насильно не удерживал.

Было бы так просто свалить все на мужа. В моих торопливых поисках недостающих кусочков пазла больше всего я хочу избежать искажений.

Зарождающийся у меня страх смерти заключается в нежелании расставаться с бытием. Внезапно мне так хочется успеть немного больше, узнать, как протекает жизнь, если не разбрасываться временем понапрасну, впустую выливая его, словно воду после полоскания. Вся ненужная шелуха отпала. Мне бы очень хотелось задержаться еще на несколько месяцев, чтобы воспользоваться моей новой остротой восприятия.