Антон Секисов - Песок и золото

— Со-не-чка, — приторно сладко пропела старушка.

Гортов пытался заставить себя прислушаться к разговору, но не сумел. Он быстро, морщась от кипятка, выпил чай и вернулся в келью.

Был первый рабочий день. По дороге к Славянскому дому Гортов встретил двух лошадей, подъедавших облезлую травку. Гортов по-детски обрадовался им. Одна лошадь вполголоса фыркнула, с той рассеянной интонацией, с которой общаются сами с собой странные пешеходы. Гортов фыркнул в ответ. В руках он мял прихваченную неясно зачем пустую папку.

Славянский дом стоял за чугунными распахнутыми воротами, которые жутко скрипели уже от намерения прикоснуться к ним. Это был особняк с немытой лепниной. Все окна были завешаны смертельно тяжелыми шторами, и только на чердаке круглое, мокрое, как плачущий глаз, окно было голым.

Гортов прошел мимо спящей охраны. Здание молчало, и из чуть приоткрытой форточки с гуденьем вплывала улица. Взобравшись на третий этаж, Гортов нашел нужную дверь с отломленной и повисшей на ниточке ручкой. Из дыры в двери падал свет, но Гортов справился с нездоровым желаньем в нее поглядеться.

За столом, сразу у входа, сидел страдающий человек. В руке он держал почти пустую бутылку «Боржоми» и смотрел в монитор с болью. Он перевел взгляд на Гортова, и страдания углубились; возле лба пролегла новая тоненькая морщинка.

— Опять ты, — сказал он Гортову, и его глаза потемнели от раздражения. — Я же сказал: не пойду. Ебал я ваш круглый стол! «Россия, блядь, в будущем». Да нету у России будущего ни хуя с такими, как вы, мудаками!

— Не понял, — сказал Гортов.

Он чуть растерянно улыбнулся и снова ощупал Гортова взглядом. Они помолчали.

— Извините, я пришел на работу, меня зовут Гортов Андрей Григорьевич.

Глаза его, потухшие было, снова зажглись.

— Ебаная азиатчина! И ты туда же, — страдающий человек вдруг встал из-за стола, оказавшись необычайно широким и низким, почти квадратным мужчиной в костюме.

— Запомни, сначала имя! Имя! Андрей Гортов, понимаешь? Сначала — Андрей.

— А какая разница?

— Да никакой! Вообще, блядь, никакой разницы для таких идиотов! Бедная, бедная выебанная вами Россия... Представляйтесь Гортовыми Андреями, режьте баранов и ссыте сидя! Скифы, блядь! Печенеги, блядь! — и он опять сел, подавленный.

В кабинете еще стояли столы, за которыми бесшумно трудились люди. Безмятежный, лился шелест клавиатур.

Постояв и так ничего не дождавшись, Гортов сел за пустующий стол. Шелест, прерванный было, возобновился. Страдающий человек, сразу забывший про Гортова, стал шелестеть тоже.

Сидя, Гортов потихоньку впадал в уныние. Что за тупая ситуация! Обхамили в первую секунду рабочего дня, и что делать, вообще неясно. Страдающий человек ничего не говорил, но был источником безостановочных звуков: шумно молчал, скрипел, вздыхал, ковырял где-то внутри лица пальцем.

Но вот он закончил читать что-то, доставлявшее ему изощренную муку, и снова вгляделся в Гортова. Черты его лица немного разгладились, он, полуулыбаясь, подошел к Гортову косолапой пингвиньей походкой.

— Так значит это вы Гортов, — сказал он с таким самодовольным лицом, будто тут сидело еще штук двадцать неизвестных людей, и он среди них безошибочно опознал новобранца Гортова. — Я вспомнил вас, мы виделись мельком позавчера. А я — Николай Порошин. Или попросту Коля. Вот этот задохлик, в очках, Спицин.

Как солдат, послушно поднялся и выпрямился щуплый парень с болезненной кое-как налипшей на кости кожей.

Второй, прятавшийся за монитором человек, был аттестован «золотым пером патриотической журналистики Бортковым» — из-за экрана, как из окопа, показался край взъерошенного лица, а потом и весь журналист — сухощавый, но со смуглой большой головой, будто приделанной от другого тела. Патриотический журналист был юн, но взгляд имел мудрый, печальный.

— Вот мы втроем и делаем «Державную Русь», главным образом, — Порошин ловко присел в театральном поклоне. — Рабочих рук критически не хватает. Объемы работы растут. Так что рад, что... так сказать...

Мысль его поскользнулась, и Порошин, перебив сам себя, добавил:

— Работа, в общем, простая, но требует быстроты реакции и креативности... Вы, Гортов — креативный человек?

Порошин иронически шевельнул бровями. Гортов выдавил из себя неопределенный звук.

— Подробно вам разжевывать, думаю, смысла нет, сами все понимаете, а нет — так скоро поймете. Может быть, собираетесь пообедать? На втором этаже есть кошернейшая столовая, там недорого, но и невкусно, а с торца — продуктовый магазин — я там беру чиабатту с сыром. Прекрасно идет под коньяк, — Порошин снова мигнул бровями.