Антон Секисов - Реконструкция

У неё был непонятный мужской ник — Генрих Мурсия — и очень скудный фотоальбом. Никаких совместных фотографий, только она одна, в одном интерьере, в одной одежде — короткое чёрное платье с красной блестящей полоской ремешка. Если бы я увидел такой аккаунт на сайте знакомств, то решил бы, что его ведёт стареющий инфантил с большим запасом свободного времени, который разыгрывает мужчин, доверчивых и одиноких. Потом начала просачиваться тревога. Я даже примерно не представлял, что ей написать. Никаких зацепок. Такого со мной, кажется, не бывало.

Несколько часов провёл в маете, пока не признался себе, что дело вовсе не в этой дурацкой начальной фразе.

В конце концов я мог просто написать «как дела», и это сошло бы с рук, если она хоть немного хотела меня опять увидеть.

В своих отношениях с миром я только недавно достиг гармонии, у меня было интересное дело, и никто не вторгался в мою жизнь, я сумел выстроить цепь ограждений между мной и реальностью, это была очень эластичная, но надёжная цепь, а своим сообщением я мог её порушить.

Невинное и ни к чему не обязывающее «как дела», а потом затемнение, хлоп — и вот я опоминаюсь в ужасе спустя много лет, прибитый к столбу обязательствами. Её сине-чёрные, как самая непрозрачная глубина, глаза потеряют насыщенный цвет, и в них не останется ничего, кроме мелочной злобы.

Но в то же время она была хороша. Этот рот. Вот так рот. Я подошёл к окну и открыл форточку. В носу защипало от запаха шашлыка.

Во дворе, напоминавшем большой мангал, пожилой костлявый мужчина стоял у другого мангала, маленького, масштаба один к ста. Шашлык уже был готов, это был очень жирный свиной шашлык, его сок тяжёлыми каплями падал в землю. Непонятно, что мешало мужчине, который явно не выглядел сытым, съесть шашлык, но он не ел, а тот медленно остывал. Было интересно наблюдать за этим мужчиной. Майка у него была слишком короткая — скорее топик, чем майка. К небу шёл чёрно-серый дым. Когда вернулся к ноутбуку, увидел новое сообщение. Какая-то абракадабра латиницей — видимо, не поменяла раскладку. «Позвони мне», — дописала она уже по-русски.

Тут же началась паника, и ушло какое-то время, чтобы её преодолеть. Даже записал план разговора по бумажке — список вопросов и замечаний, чтоб поддержать поверхностный диалог. Выпил успокоительной целебной настойки, не разбавляя чаем, и стал набирать.

Шли гудки, и я долго ждал. Никто не брал трубку. Стал улыбаться этой глупой ситуации, и вот кто-то ответил.

— Привет! — сказал я.

— Привет, — сказал мужской голос.

Голова закружилась, я сел на подоконник, а мужчина на улице выронил шампур из рук в ту же секунду, как будто эти события были связаны.

— Простите, мне дали не тот номер, — сказал я.

— Нет, всё правильно, — сказал мужчина. Он вздохнул. У мужчины был очень высокий голос, он, скорее всего, был юн. — Я скажу, что ты звонил.

Я поблагодарил и, только повесив трубку, осознал, что не представился. Вот опять странности. Может, она не роковая женщина, а просто слегка того? Хотя, наверно, тут не бывает чёткой границы.

Не прошло и минуты, как телефон засветился и заиграл, хотя я был уверен, что перевёл сигнал на виброзвонок. Засомневался, стоит ли брать. Выдохнул и поднял трубку.

Я услышал девичий голос, немного охрипший, но бодрый, и вспомнил, что до сих пор не знал, как её зовут. Хотя с полным правом мог называть её Генрихом.

Она сказала, что только вышла из душа, и сразу заговорила про место, куда нам нужно срочно сходить. Слова выплывали как из тумана, и прошло несколько минут, пока до меня дошло, что она звала меня на средневековую ярмарку, то есть даже не звала, а сразу же сообщала координаты — не адрес, а именно координаты, которые мне пришлось записать на бумажке, — восемь и ещё восемь цифр — и время, когда мне нужно там появиться.

— Ярмарка, — я попробовал это слово на слух. Оно мне активно не нравилось. Я уже чувствовал духоту и слышал крики торговок. Я мог бы уговорить её встретиться в месте потише, но даже пытаться не стал. Ярмарка, ну пусть так, выйду из зоны комфорта, ничего страшного. Это даже забавно — я и не знал, что кто-то проводит средневековые ярмарки с тех пор, как закончилось Средневековье.

Долго не мог уснуть, просто сидел и точил карандаши, и за несколько часов произвёл тонну красивой стружки.

Я снова в лесу, иду по той же тропинке, но вместе с отцом. У отца очень расстроенный вид. Он одет в калоши. А я — в какие-то чужие башмаки, которые мне велики и насквозь промокли.