Игорь Шестков - Дорогая буква Ю

…

…существо… даже не обратившее на себя внимания и естествонаблюдателя, не пропускающего посадить на булавку обыкновенную муху и рассмотреть ее в микроскоп…

(«Шинель»)

…

Гоголь и был таким естествонаблюдателем, насадившим на булавку бедного Акакия Акакиевича и наблюдающим его в своем тексте как в микроскопе, и даже после его смерти… Гоголь и описывал Башмачкина так, как энтомолог — муху. Крылышки, жужжалица, лапки, голова, хоботок, брюшко, повадки.

Городничий недаром сравнивает Хлестакова с мухой с подрезанными крыльями. Этой беспокойной мухе подрезал крылышки, конечно не кто иной, как сам естествонаблюдатель Гоголь.

…

Потеря и поиск — главная драматическая пружина многих текстов Гоголя.

Несчастный Ковалев носится по Петербургу в погоне за своим собственным носом. Встречается с людьми — требует или просит у них помощи. Потому что для этого коллежского асессора человек без носа — птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми да и вышвырни за окошко!

Ковалев не хочет стать птицей, хотя и умеет, по крайней мере в метафорах автора, летать — обнаружив пропажу носа — он велел тотчас подать себе одеться и полетел прямо к обер-полицмейстеру. Метания Ковалева по Петербургу, его зигзаги и отчаянные наскоки — напоминают метания испуганной птицы в клетке.

Страшнее потери самого носа для Ковалева — потеря социального статуса, чина. Места на общественной лестнице, и тогда и сейчас заменяющего в России самого человека.

…

Мало посадить человеко-насекомых в стеклянный ларчик текста и запечатать фамильным гербом. Надо их заставить там бегать, летать, биться, показывать характер, развивать сюжет. В индийских фильмах для создания коллизии часто отрезают руки или ноги женихам или невестам.

И Гоголь не брезговал простыми мотивациями — членовредительством и всякими колдовскими кунштюками. Ковалеву он отрезал нос, бандуристу содрал кожу, отсек голову Ивасю, искусал Шептиху, заставил Бульбу собственноручно казнить одного своего сына и наблюдать казнь другого, застращал до смерти Хому и прокурора, оторвал руку и ногу Копейкину, сорвал шинель Башмачкину, а потом и значительному лицу, высек Пирогова и унтер-офицерскую вдову, оторвал бакенбарду Ноздреву, внушил чиновникам уездного города такой страх, что они сосульку, тряпку приняли за важного человека, совсем было избил Чичикова…

Для автора — обиженный и ищущий герой — идеальный объект для наблюдения. Он сам тянет сюжет, за ним надо идти следом, только и всего. Если он остановится — дать ему щелчка!

С гоголевскими героями все более или менее ясно — а за чем, за кем бегал Гоголь? Что искал? Какую красную свитку?

В молодости искал место для службы в Петербурге. Обратился за помощью к Фаддею Булгарину, даже похвальные стихи написал, в которых сравнивал Булгарина с Вальтером Скоттом. Получил по его протекции место. Служить, правда, не захотел. Только за жалованьем исправно заходил.

Искал тепло и покой за границей. Кочевал, кочевал по Европе. Заглянул и на Святую землю. И остался разочарован. Не Гробом Господним. Самим собой.

Писал, писал бесконечный второй том, да так и не написал…

Искал дорогу. Ехал, ехал… Куда?

Ковалев, не отнимая платка от лица, сел на извозчика и закричал отчаянным голосом:

— Пошел!

— Куда? — сказал извозчик.

— Пошел прямо!

— Как прямо? Тут поворот: направо или налево?

…

Так и Гоголь — сам не знал, куда ехал, зачем. Всю жизнь мотался.

Куда-куда… Туда же, куда мы все едем. На кладбище. Стоило суетиться?

…

Хотел стать профессором истории. Провалился. Искал места на театре. Не взяли. Поступил в чиновники, начал делать карьеру, репетиторствовал. Обрыдло. Ушел. Захотел стать проповедником, учителем жизни — осрамился.

Ради пропитания написал «Вечера». Тут подфартило — встретил Пушкина, Жуковского и прочих значительных лиц. С тех пор никогда не пытался делать что-то — как все, а только по блату. И во многом преуспел. Злодеи, изверги и гонители просвещения — николаи-бенкендорфы-уваровы — ему помогали, проталкивали, чуть не десятилетие содержали за границей…

Бегал он по Европе больше от морозов (еще крепко не любил — жидовских городов), бегал и от самого себя…

Жил, как все писатели в своих произведениях… Литературным хозяйством, словом, анекдотом… Танцевал на балах — только на бумаге. Покупал мертвые души — в тексте. Богател и беднел только вместе с Чичиковым. Старел и скряжничал вместе с Плюшкиным. Ел блинцы с Коробочкой. И на черте летал. И в бешеных казацких атаках участвовал…