Игорь Шестков - Дорогая буква Ю

Прежде чем спуститься в метро, решил побродить немного на свежем воздухе. Хотя назвать — свежей эту смесь выхлопных газов с вонью, исходящей от киосков, в которых энергичные восточные люди что-то жарили и парили, никак было нельзя. У меня першило в горле, слезились глаза, но аборигены, кажется, вовсе не страдали от той гадости, которой дышали.

Не понимаю я москвичей. Понастроили огромные безобразные бетонные коробки. Повесили, чтобы скрыть архитектурное убожество, где только можно, рекламные баннеры. Накупили западных машин. А очистить воздух, попадающий в легкие им и их детям — не удосужились. Не удосужились и организовать достойную большого города систему общественного транспорта. На многочисленных остановках стояли, в ожидании автобуса или маршрутки, тысячи людей. Брали, как и в советское время, автобусы штурмом.

Лезли в двери, не уступая друг другу, толкались, грубили.

Поневоле, поверьте, поневоле… представил себе, как в автобус лезут, кусая, рыча и налезая друг на друга, гигантские крысы.

Господи! Не надо было мне этого представлять! Этого зрелища не забуду никогда!

Крысы напирали, падали, вставали, скрежетали зубами, откусывали друг другу лапы… рубиновые их глаза светились от ярости… некоторые прыгали на крыши, атаковали уже сидящих там… крупные крысы пожирали маленьких.

В этот момент кто-то схватил меня за рукав.

— Ты что же делаешь, жидок, погубить нас всех хочешь?

Голос Гены-старлея дрожал не то от ярости, не то от страха. Руки у него тряслись, по щекам текли слезы. Губы его были окровавлены. В двух шагах от нас нервно переступал с ноги на ногу бугай Петя. Он изумленно смотрел на свои большие руки и ноги. Щупал себе нос.

Боковым зрением я увидел, что многие штурмующие очередной Лиаз мужчины и не заметили того, что несколько секунд были крысами… оставь я их крысами, они, возможно, так и не заметили бы этого до утреннего бритья.

— Ты, вы, только посмотрите, что вы наделали, — умоляюще проговорил старлей, показав мне рукой на два безголовых женских трупа на остановке, и высморкался в большой белый платок.

— Прошу вас, наконец, осознать опасность того, чем вы занялись! Весь этот мир, я, Петя, Москва… пластилин, пластик! Понимаете, пар! Подул Господин Розенмейер и все-все стало по-другому. Представил себе что-то, а из нас, как из пластилина это что-то тут же материализовалось.

Снующие вокруг испуганные и возбужденные прохожие начали останавливаться, окружать нас и слушать старлея. Тот отреагировал по-военному:

— Прошу в машину.

В черном джипе Чероки было сильно накурено.

Мы отъехал с полкилометра вниз по Вернадскому и повернули направо. Выехали на тротуар у огромного нового дома, похожего на самолет.

— Вы поймите, поймите, это ведь не галлюцинация… Вот вы с газетками изволили пошутить… а миллионы людей это прочитали и расстроились… вы их не рассмешили, вы их обидели, это ведь наши люди… вы подумали что-то… а Колобок в муху превратился, улетел, и нет его, все… У него две дочери, жена, машина, служба… а он мухой летает! Может быть, извините, на какую кучку присел.

— Он мне грозил каждый день пальчик или глазик приносить на тарелочке.

— Он ведь какой-никакой, а человек! Жесткий, но пальцы у детей резать бы не стал. Проверял он вас. И мы вас проверяли, там в парке. Дело сложнее, чем на первый взгляд представляется. Много непонятного. А физики, те вообще, только руками разводят.

— Скажите, что известно, обещаю играть честно, в крыс или тараканов никого больше превращать не буду. Только гэбистов. Пошутил, пошутил.

— Я не спец… надо бы вам с Борисом поговорить. Короче, вы не один такой… есть и другие. Способности эти приходят и уходят. Как волны. И сила ваша или скажем, дальность, радиус действия, может автобусом ограничиваться, или площадкой, ну с футбольное поле… а может… кто знает… и всю Москву схватить или весь мир.

Тут старлей достал из кармана маленький пистолет, улыбнулся криво, показал опять свои налезшие один на другой передние зубы, и сказал:

— Вот, это бесшумный пистолет, я вас из него сейчас застрелю и этот мир, такой, какой он есть, зацементируется и опять будет подчиняться только законам природы. Но мне, нам, хотелось бы, чтобы этот мир стал лучше, потому я вас отпущу и попрошу хорошенько подумать и начать с нами дружески сотрудничать.

— Откройте рот.

Гена сейчас же почувствовал что-то, потрогал зубы рукой, побледнел и сказал:

— Спасибо.

— Мои родные действительно у вас?