Владимир Видеманн - Запрещенный Союз – 2 - Последнее десятилетие глазами мистической богемы

Болтушка — первое название знаменитого синтетического психостимулятора, в юридической литературе именуемого эфедрон. В 1985 году в Питере этот состав уже приобрел новые свойства, его стали применять инъекционно, и название (еще московское) „марцефаль“ сменилось более плебейским „е…ань“, а в среде все еще интеллигентных интеллектуалов-наркоманов — „Федор Михайлович“. По телефону можно было узнать, кто продает Омара Хайяма в зеленой обложке, а кто меняет „Достоевского“ на „стекло“.

Коля запал на Олю, хотя у него был подписан контракт на 25 лет с органами. У него имелось удостоверение, от которого у любого в 1981 году мурашки по коже бегали. А Коля бегал по аптекам и приносил (всю) зарплату, еду и эфедрин Оле. Оля распределяла готовый раствор, разливая его по мутным стаканам изможденным хроническим недосыпанием „научным сотрудникам“, проводившим эксперимент на себе.

…В Москве стояли ранние морозы, выпал снег. В комнате, которую я с Надей очистил от раритетов, собранных на помойках (угольные утюги, самовары, прялка, велосипед без колес, шифоньер без одной двери и пр.), было тепло и светло. Тогда я реализовал японский стиль: во всей комнате из мебели присутствовал только импровизированный копировальный столик, сооруженный из четырех кирпичей и стеклянного квадрата, под который я поместил лампу и покрыл поверхность чистым листом рисовой бумаги для акварели. Еще посредине комнаты размещалось не слишком мягкое, но стерильно чистое ложе любви. Поднявшись с правнучки русского философа, я, обмотавшись махровым дхоти, садился в позу лотоса и, окунув перо в красную тушь, продолжал рисовать одного из шести драконов, которые разлетелись по знакомым и незнакомым московским тусовкам. Раз в сутки тетя Хая стучала в дверь и вносила полстакана раствора:

— Ваш завтрак, сэр.

Я, достойно подняв по-гималайски левую руку, выпивал… почти воду с легким ароматом миндаля и, поднявшись на новый уровень, сосредотачивался на китайской каллиграфии. Иногда снизу поднималась горячая волна, и я набрасывался на Надежду, которая за неделю такой жизни изрядно похудела и поглупела. Я не спал по две-три недели и чувствовал себя частью вещества… С Колей мы познакомились на кухне ранним утром, которое в данном часовом пространстве всегда означало поздний вечер. По кухне еще ползали сонные опиушники, а уставшие „плановые“ свалили к соседу-саксофонисту. После знакомства Коля сказал:

— Ты не представляешь, Йокси, в какую жопу я влез.

Я был шокирован таким вступлением. Почему-то стало холодно, ведь без исповеди под „болтушкой“ никогда не обходилось, а Коля, я знал, был связан с ГБ. Он шел по накатанной, смазанной шоколадом дороге: сын адмирала военно-морской разведки, школа, физмат МГУ, программное обеспечение и базы данных, красный диплом с золотой медалью… Через три месяца молодого специалиста пригласили в Контору, и друг отца уговорил Николая подписать контракт… на 25 лет. Парень показал мне удостоверение, от которого у меня появилась слабость в нижней части живота…

Рассказав, чем он занимается в Конторе, Коля „успокоил“ меня окончательно:

— …Но я сегодня принес рапорт об уходе. Они не хотели меня выпускать, но я их обыграл. Грозили, уговаривали… Ну правильно, у них без меня проект накрывается минимум на полгода. Да и хер с ними. Я не разделяю их убеждений… Отца только жаль. Йокси, подержи перетяжку, пока я трубу найду…

Коля сосредоточенно стал ковырять страшной длинной иглой у себя под кожей. Я серьезно задумался. Вдруг в дверь тихо постучали, хотя звонок работал. Я как был, в одном дхоти, рванул к Надюше, распростертой на простынях, как Венера среди помятой пены.

— Менты! Накинь на себя что-нибудь, замерзнешь, — голосом без эмоций сообщил я информацию своей возлюбленной. Надю заколотило, и она в чем мать родила пулей бросилась в ванную. Заперлась и, когда ввалились человек пятнадцать мордоворотов в форме и штатском, не открывала ни на какие уговоры или угрозы. Тихо сидела на унитазе и дрожала. Когда менты сломали дверь, голая Надежда Розанова подняла такой вопль, что несколько хайратых, воспользовавшись моментом, тихо выскользнули из квартиры… но были „приняты“ в парадном.

Колю молотили на кухне — требовали документы-удостоверение. Но Николай и на приходе хорошо помнил, что удостоверение КГБ он может дать только (!) сотруднику Конторы и только (!) старшему по званию. А ментам… по бородам.

— Пошли в жопу, легавые! Я вас имел и буду иметь! Лично в руки только хер вам доверить могу, — дразнил гусей Коля.