Выставка проходила в большом холле лектория общества «Знание» на Литейном. Полагаю, это была первая публичная экспозиция современного американского искусства в Питере, организованная сугубо частным образом. Работы Джулия привезла с собой, упакованными в гигантский рулон. Там были пять картин размером метра полтора на пять каждая, образно представлявшие символический цикл жизни человека от момента зачатия до отхода души в иные миры. Композицию дополняли двенадцать полотен размерами в среднем метр на полтора, на которых изображались различные лица и фигуры, напоминавшие мне Каландаровские привидения. Все изображения были сделаны черной и цветной гуашью на белой ткани, наклеенной на плотный ватман.
На вернисаж собралось огромное количество народу. В зале, где размещалась экспозиция, было просто не протолкнуться. Помимо местной художественной богемы, явилось также большое число мистиков, среди которых особенно выделялись настоящий забайкальский лама в желтом шелковом халате и характерной монгольской шапочке с острым навершием, а также некий ориентального вида человек в бусах и огромной белой бараньей папахе. Пришел Йокси в киргизском войлочном колпаке, тоже белом, с Таней Козаковой — той самой, с которой мы некогда производили «сталинские деньги». Приехало телевидение, набежала пресса.
На большом круглом столе была выставлена батарея вина и шампанского, наиболее продвинутые мистики прибегали к дополнительным средствам. В общем, тусовка была очень плотной. Единственное, что несколько отягощало мне вечер, — это абсолютное незнание Джулией русского языка. Выступая в качестве основного переводчика, я прямо-таки изнасиловал свой речевой аппарат, договорившись до такого сушняка, какой редко бывает даже при самых убойных мастях.
Наибольшее впечатление актуальное американское искусство произвело на мистиков, которые наперебой комментировали полурасплывчатые гуманоидные образы в духе собственных запредельных откровений.
— Вы знаете, — восторженно вещала мне прорицательница с горящими глазами, задрапированная ориентальными газовыми платками и увешанная массой магических талисманов, — скажите вашей спутнице, что у меня только что было особое видение. Ведь она — не кто иная, как новая инкарнация ближайшей служанки Матери Мира Елены Ивановны!
— О чем она говорит? — с не менее горящими глазами спрашивала меня Джулия.
Что я должен был ей ответить? Что она — перерожденка служанки жены некоего русского художника, имени которого Джулия наверняка и в жизни-то ни разу не слышала? Ну ладно, был бы там хоть Малевич, а то ведь!.. И я спонтанно сочинял очередную телегу, не имеющую никакого отношения к оригинальному спичу. Изредка кто-то из богемы брал миссию медиатора на себя, и в эти моменты я отстраненно наливался шампанью под хорошую папиросу. Но в принципе все было очень мило и даже более того. После вернисажа мы отправились избранной компанией бухать в ресторан, а потом — в знаменитую в те годы художественную колонию на Пушкинской, 10.
You say yes, I say no.
You say stop and I say go go go, oh no… [175] Строка из песни The Beatles «Hello, Goodbyе».
Мы вернулись в гостиницу под утро, и художница сообщила:
— Я дала своему другу слово, что не буду спать с другими мужчинами во время отпуска, you see?..
Я просто опешил:
— Ну и, стало быть, мы будем просто гулять за ручку? Ты бы хоть заранее предупредила, что ли!
— Так я же писала, что у меня есть друг! А ты говорил, что приглашаешь меня в путешествие, а не трахаться, — помнишь?
Ну раз пошла такая пьянка… Не прибегать же в самом деле к харрасменту — упаси бог! Ведь моя подруга — феминистка. Для многих постмодернистских феминисток модернизм есть не только «рационализм» и «капитализм», но еще и «мачизм», ибо сама модернистская рациональность с ее культом автономной личности и позитивной научности, является сугубо маскулинным продуктом. На самом деле во всем виноват гендер — некий фантом половой идентичности как сложносоставной комбинации биологических и социальных факторов. Истинное постмодернистское общество будет определяться отсутствием дискриминации по гендерному признаку (социополовой ориентации). Одним словом, «нет социализма без феминизма».
Вот и в СССР Джулия приехала с книжкой о правах женщины на заре советской власти! Оказывается, политические права женщины получили в России раньше, чем в Америке и многих европейских странах. Джулия подозревала, что в русской социальной мысли, как и в русском авангарде, присутствует некое мощное эмансипативное начало, пробивающее ригидные структуры истеблишмента. Русский авангард начинался вместе с коммунизмом, но если последний обернулся тоталитаризмом и рухнул от собственной моральной несостоятельности, то первый превратился в «символ веры» современного западного искусства — самого гуманного на свете.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу