Хуан Васкес - Нетленный прах

Горькое разочарование Ансолы еще усилилось от того, что Долорес Васкес оказалась просто великолепной свидетельницей – из разряда тех, что очаровывают публику и обезоруживают противную сторону. Она поведала, что в течение нескольких месяцев, предшествующих убийству, по вечерам работала в лавке сеньора Веронези на Девятой калье напротив моста Нуньеса. А жила она в те дни совсем рядом от кабачка «Пуэрто Коломбия» и в самом близком соседстве с квартирой, занимаемой тогда Хесусом Карвахалем. В ночь на 1 декабря, часов в одиннадцать, она завершила свои уборщицкие труды в лавке Веронези, заперла ее и отправилась домой. А возле дома встретила соседа и вместе с ним стала ждать, когда кто-нибудь им откроет, и в этот самый миг увидела, как человек в элегантном пальто и в цилиндре стремительно прошел мимо и постучал в дверь Карвахаля. С этим господином был какой-то паренек, который нес под мышкой бесформенный пакет. Дверь Карвахаля открылась, оба – человек в цилиндре и этот его спутник, или помощник – торопливо вошли.

– Этот человек в цилиндре известен вам?

– Нет, ваша честь.

– Если увидите, сможете его узнать?

– Думаю, смогла бы, ваша честь.

– Хорошо. Идем дальше. Вы знакомы с Карвахалем?

– Знакома, ваша честь. Видела его не раз в заведении.

– А что вы сделали в тот вечер?

– Соседу сказала обо всем, что видела, а он подошел к дому Карвахаля. И сказал мне потом, что изнутри доносилось несколько голосов.

– Иными словами, там были другие люди?

– Да, ваша честь. Целая компания, как сказал мой сосед.

– И о чем же у них там шла речь?

– Насчет этого он ничего не сказал. Слов не разобрал, но понял, что люди это важные. А я, помню, еще очень удивилась: что позабыли важные господа в халупе мастерового, да еще в такую поздноту, да притом явно не желая, чтобы их видели.

– Ваша честь, – вмешался прокурор. – Пусть свидетельница воздержится от умозаключений.

– Свидетельница описывает поведение, показавшееся ей странным, – ответил Ансола. – Она имеет на это право.

– Свидетельница, продолжайте, – сказал судья.

– Где вы находились в канун убийства генерала Урибе? – спросил Ансола.

– То есть 14 октября?

– Да. Вечером 14 октября.

– А-а, поняла. Прибиралась в лавке сеньора Веронези.

– И что видели?

– Ну, пришло десятка полтора мастеровых, спросили спиртного. Мы не хотели им отпускать – доверия они не вызывали. И тогда один, увидев это, вытащил из кармана целую пачку денег, свернутых рулончиком, и сказал нам: «Смотрите – у нас есть деньги! Видите – нам есть чем расплатиться. Так что, уж будьте так любезны, подайте, что просят». Я уставилась на него, потому что странно было – откуда у простого ремесленника такая прорва денег? А когда его спутники-собутыльника вышли, шепнула квартальному – как бы его не ограбили, ибо деньгами он махал всем напоказ. Квартальный вышел следом за ним, но вскоре вернулся и сказал мне: «Не тревожьтесь, сеньора. Сопроводил его до мастерской. Теперь не ограбят».

– Повторите, пожалуйста. Где оставил его полицейский?

– В плотницкой мастерской.

– А что произошло на следующий день?

– Убийство генерала Урибе. А я как увидала дня через три-четыре в газетах фотографии убийц, прямо ахнула – один из них был Карвахаль. А второй был тот самый, которого мы сперва не хотели обслуживать – ну, тот, который деньгами тряс.

Утренние газеты – и особенно «Тьемпо», печатавшая самые пространные и подробные отчеты и репортажи из зала суда, – в один голос заявляли, что Ансола выигрывает эти бои. Глядя на все это с вековой дистанции, я могу истолковать произошедшее как доказательство того, что и враги Ансолы заметили его успехи. Потому что на следующий день, войдя в зал суда, он увидел, что состав публики изменился. Скамейки «Салон-де-Градос», на последних заседаниях заполненные поровну его сторонниками и ненавистниками, скамейки, с которых доносились рукоплескания и свист, делившие зал надвое, с каждым днем теперь все плотнее занимали только те, кого пресса называла «антиансолистами». Все без исключения были мужчинами, все умели оглушительно свистеть, потрясать кулаками, кроить свирепые рожи и, с невнятной бранью тыча пальцем в сторону Ансолы, нагнетать в зале атмосферу неслыханной ненависти. Три четверти публики составляли переодетые агенты тайной полиции, руководимой генералом Корреалем. Всех объединял их подпольный статус и поставленные задачи – перебивать, заглушать, запугивать.