Евгений Алёхин - Ядерная весна [сборник litres]

– Собирайся!

Вяло надеваю штаны. Потом кофту. Чувствую, что надо тянуть время. Ищу что-то в течение секунд сорока.

– Быстрее! – говорит здоровый. Второй все стоит да ухмыляет свою рожу. Из другой комнаты слышу невнятные голоса Жени и Васи.

– Не видишь, что я собираюсь? – нервно говорю.

Здоровый хватает меня за шею:

– Не выводи.

Мне тяжело дышать, я с трудом:

– Да дай мне носки найти.

Потом нас сажают в машину, в собачник. На улице рассвет, свежее красивое утро. Только я далек от этого – не чувствую себя свежим и красивым. Рядом с ментовским бобиком стоит седая тетка:

– Да, это они! Это все они! Закрыть их надо, как зверье!

Неужели это о нас? Я понимаю, что нас сейчас повезут в милицию. Мое лицо само по себе принимает скорбное выражение.

– Ты что, – говорит Леха, – ну у тебя и морда.

– Так, просто.

Потом он:

– Значит так, Женек. Я беру все на себя. Если что, меня переклинило, я полез, а ты пытался меня оттянуть, но я тебе прописал и начал бузить. В таком духе.

– Ага.

Мы все едем, и едем, и едем, настроение лучше не становится, говорить неохота, к нам подсаживают какого-то алкаша, нас привозят куда-то. Вот так мы и оказались в милиции какой-то там деревни, то ли Ягуновка, то ли Ялыкаево, неважно, что-то на эту букву. Нас закрыли за решеткой, минут через пять снова пришли эти двое, которых мы хорошо запомнили, но еще не успели полюбить, и вывели алкаша.

Толстый алкашу:

– Ну что такое? Ты же обещал не трогать ее больше?!

– Да я это, я все… ну, мужики, понимаете…

Тот, который не в форме:

– Нет, не понимаем, она сказала, что ты опять ударил ее в челюсть.

Толстый:

– Что нам делать? Ты что, не можешь запомнить, что жену бить нельзя?! Что с ним делать?

– Мы тоже ударим его в челюсть. – Они вели себя как в кино. Крутые ребята. Мы через решетку наблюдали сцену, как алкаша немного побили и отпустили. Я надеялся, что с нами поступят так же. Сначала вывели Леху, увели, потом привели, потом вывели меня. В соседней комнате посадили на стул, спросили имя и фамилию. Я сказал, что меня зовут Рома Молчанов. В прошлый раз меня задержали – и с этим именем прошло все гладко, я счел его за счастливое имя.

– Где живешь?

– Ленинградский 13–10.

Тип без формы вышел, толстый остался. Без формы вернулся:

– Там же Ефимович живет.

Ага, значит, у них есть компьютер? Шикуют ребята.

Я хотел было соврать, что это мой отчим, а на него оформлена квартира, но Толстый уже поднял меня и ударил под дых. Мне вспомнился мой первый опыт общения с милицией: мне было четырнадцать, я ходил на хоккей, на игру я внимания не обращал, зато там было чище и безопаснее, чем в дешевых кабаках, и веселее пить пиво. Я сочинял матерные кричалки, и мы их с народом орали: «Амур еблом об лед, Энергия вперед!»

Это, пожалуй, самая мягкая. Один раз я даже почувствовал себя сраным принцем: сидел себе, положив ноги на сиденье впереди своего, щелкал семечки на пол, когда ко мне подошел мент и сказал:

– Все, пошли отсюда!

– С какой стати?

– Пошли, я сказал!

– Почему я должен идти?

Тогда он схватил меня и повел.

– Я хоккей смотрю, разве не видно? – бормотал я, упираясь. Тогда он меня вывел, там рядом стояли еще менты. Мой новоиспеченный друг спросил:

– Ты что, принял меня за пожарного? Ты думал, я пожарный? – и ударил в лицо. Мне тогда не сыграло на руку, что я выглядел старше своих лет и, пытаясь изобразить скептическое отношение к миру на лице, был похож скорее на наркомана.

– Я милиционер, ты понял?

– А что тогда форму пожарного надел?

Пока закрывался от ударов по лицу, получил такой удар в пах, какого больше не пожелаю получить. Этот тип был настоящим психопатом. Я осел на задницу и уже не слышал, чего он там говорил, мне было все равно. Его оттащили от меня сослуживцы, я встал и на ватных ногах пошел прочь, думая: «Ну чем ему не нравятся пожарные?» Он еще хотел меня зацепить пинком под говно, но его держали, и мент не дотянулся. Учитель по праву рассказал мне потом, как подать в суд, но нужно было ходить по медэкспертизам, а я выпил на следующий день пива и спирта и положил на это все. Теперь, когда этот толстый мент ударил меня, я очень пожалел, что положил тогда. Не надо было класть.

От удара теперь я вспомнил свою фамилию и свое имя.

– Учишься или работаешь? – спросили у меня.

– В школе. Заканчиваю сейчас.

– Теперь уже не закончишь, – усмехнулся Толстый. Мне эти слова его не понравились. – Ладно, хватит пока.

Только меня почему-то повели не обратно в клетку, а закрыли в маленькой комнатке. Там было темно, только окошечко, откуда шло совсем немного света. Там был стол, но не было видно, чистый ли он, поэтому я, боясь всяческих паразитов, не рискнул к нему прикоснуться. Полчаса, час или, может, полтора я просто ходил из стороны в сторону, хотя разгуляться было особо негде, со своим огромным и страшным сушняком, садился на корточки, потом уставал сидеть, вставал, когда уставал стоять, – ходил. Когда я уже не мог терпеть сушняк, я крикнул в окошечко, и мне открыли дверь и вывели меня в сортир. Хотя я думал, не выведут. Там, к счастью, оказалась раковина, я напился невкусной воды, хорошенько умылся, вымыл руки и почистил зубы мокрым пальцем. Завели обратно, и я опять начал метаться и думать, что же теперь, как же так, господи, для чего теперь, ну за что ты мне такое? Ты решил напомнить мне о своем существовании, господи, мать твою? Ну, зачем мне это? Как я теперь выпутаюсь? Как поступление в университет и все остальное? Я все ходил и думал, и думал, и думал, но ничего, понятно, придумать не мог. Ходил и ходил. И тут до меня дошло, – как бы вам сказать? – ну, что я уже минут двадцать хожу со злостной утренней эрекцией. Постепенно все мои мысли о том, как все безнадежно, вытеснил лик медсестры из порнушки, которую я смотрел уже достаточно давно, но не бесследно. Медсестра, уже голая, сидела сверху на парне, а на заду у нее была помада от поцелуя. Так вот, она так искренне играла удовольствие. Теперь я ходил, как никогда возбужденный, в наименее располагающих к этому условиях. Все эти милиции и деревни на букву «я» перестали существовать. Ладно, думаю, руки в туалете я помыл, кожную заразу занести себе не должен…