Евгений Алёхин - Ядерная весна [сборник litres]

– Только не надо мне гнать эту телегу, что ты нормальный пацан и не делаешь этого…

Он расслабился и сказал:

– Странно. Ты первый мой знакомый, который так об этом говорит.

– Бог ты мой, а я-то думал, мы живем в двадцать первом веке.

Мы сдружились с Лехой еще сильнее. Все эти пьяные разговоры, в которых нет видимого смысла, на деле помогают проникнуться к человеку.

Мы оделись. Я курил у оградки, когда подъехал какой-то тип на БМВ. Леха стоял и говорил с ним на дороге. Смеялись. Было необычно видеть здесь такую машину, может, этот парень у своего отца взял покататься? Потом задняя дверца открылась, оттуда вышел еще один парень, судя по тому, как с ним говорили, лоховатый. И тут я не заметил, как начался шум.

– Дайте мне бабу! – кричал Леха.

– Леша, отпусти! Это моя дырка!

– Нет, не твоя!

Парень, который вылез первым, смеялся.

Я вышел за калитку, чтобы все это рассмотреть. На заднем сиденье сидела пьяная проститутка, Леша тянул ее на себя, а Лоховатый Парень пытался загородить. На крики выбежала Женя.

– Женя, скажи ему, – кричал Лоховатый Парень, – скажи, что это моя дырка!

Я тоже стоял и смеялся. Никогда такого не видел.

Женя теперь пыталась оттащить Леху, он кричал: – Нет, мне нужна баба!

Вышел еще Вася, и мы все оттащили Леху. Я заметил, что его сильно повело. Меня? Мы пошли выпить еще.

Когда мы с Лешей вышли покурить, он сказал:

– Я же совсем забыл!

– Что?

– Вон, сосед напротив, Сютин, он должен мне тыщу рублей.

– За что?

– Да он, урод, сидел на зоне, петухом был. Петушарой был, понятно?

– Ну, раз петушарой, тогда все ясно.

Мне не очень все это нравилось, хотя во всем этом было что-то манящее. Мы перешли дорогу, там стоял такой же деревенский домик. Лаяла собака. Зашли на тесную веранду, там с двух сторон было по большой раме, в каждой много маленьких квадратных окошечек. Леха постучал в дверь.

– Что надо? – спросил недовольный женский голос через какое-то время.

– Где сынок? Сютин где?!

– Нету его. Уходите! Ночь на дворе!

– Как это нету?!

– Нет его дома!

– Откройте, я знаю, что он дома!

Леха вдруг превратился в беса. Мне даже стало страшно.

– Где он? Вы в погребе его прячете?

– Ты что, придурок ненормальный?! – кричала тетка из-за двери. – Вали домой!

Леха долбил в дверь.

– Где этот педрила?!

– Вали отсюда!

– Откройте! Откройте! Где он?!

Леша выбил несколько окошек, и тогда я вдруг перестал волноваться. Меня подхватила волна удивительного. Откуда-то сбоку еще лаяла и все норовила дотянуться до меня собака, но ей не хватало цепи. Я подошел и крикнул на нее:

– Заткнись!

Она укусила меня за ногу, я рассмеялся и пнул ее. Не со злостью пнул, а просто пнул, даже с жалостью, она ведь не знала, что мы с Лешей бредовые герои, бредовые рыцари без страха и упрека, внутри у нас сидит бредовый героизм, что нам предначертано судьбой совершать бредовые подвиги. Собака заскулила, залезла обратно в будку и там осталась. Леша тем временем выбил все окошки с одной стороны веранды. Спрашиваю:

– Подожди, подожди, можно и мне маленько?

И со второй стороны берусь я. Бью в первое маленькое окошко, но промахиваюсь, попадаю только в деревянную рейку. Кулаку больно. Второй раз – и опять в рейку.

– Да что это такое! – бью с локтя. В результате вываливается вся рама.

– Ты че чудишь?! – кричит Леха. За дверью все еще слышна эта тетка, непонятно, что кричит, ясно одно: она недовольна. Мы с Лехой выходим за калитку, идем обнявшись, нам очень смешно, нам хорошо, и летние звезды горят для нас безумным пламенем. Мы все смеемся и никак не можем остановиться. Проходим несколько улиц, и черти жмутся по кустам от нашего хохота. Нам никто не попадается на пути.

Мы возвращаемся обратно в дом, Женя нам что-то объясняет, но мы не понимаем ни слова, все остальные уже говорят не на том языке, мы допиваем водку, а потом меня кто-то назойливо тычет в спину.

Я сплю, мне неинтересно, у меня вертолетики в голове, я катаюсь на каруселях и никак не могу спрыгнуть. Но мне повелительно говорят:

– Проснись. Вставай, блять!

Я нахожу в себе силы и отвечаю:

– Не стоит. Я хочу немного подумать.

– Вставай, сука!

Голос мне не знаком. Я поворачиваюсь и вижу огромного толстого мента. Рядом с ним небольшой ухмыляющийся хрен не в форме. Мне не хочется смотреть на них и тем более разговаривать с ними. Я отворачиваюсь, но мне дают по спине. Я сажусь на кровати.

– Давай, собирайся.

Я вижу сонного похмельного Леху, который сидит в кресле и ничего не понимает. Лицо у него опухшее. Он сидит и вяло пытается натянуть штанину на ногу одной рукой, второй – держится за голову.