Кирилл Рябов - Никто не вернётся [сборник litres]

– Конечно. Мы с Надькой на кухне побудем.

Барановский немного постоял перед дверью, вдохнул, выдохнул и вошёл. Мама лежала на кровати мя подушками под головой и внимательно на него смотрела. Она была серая, тощая и сморщенная.

«Здесь смерть», – пришла в голову поганая мысль. – Здравствуй, мама, – сказал Барановский.

– Ванечка, сынок, я так рада, что ты приехал. Теперь можно и умереть.

– Ну о чем ты говоришь?!

Он сел, взял её за руку. Та оказалась ледяная. Хотя в комнате было душновато.

– Мама, тебе холодно?

– Что ты, мне наоборот жарко. Открой окно.

– Нет. Простудишься.

– Вань.

– Что?

– Поцелуй меня.

Барановский наклонился и поцеловал её кие прохладные губы.

«Дурак, в щёку надо. Ты чего?!»

– Я так рада, что ты приехал, – повторила мама.

– Ну как я мог не приехать?

– Мало ли. Всё-таки у тебя там своя жизнь чее. Ты ведь редко навещал.

– Но, мама, я ведь звонил почти каждый день. И звал в гости.

– Где мы, Ваня, а где Москва?! Да и дела всё, дела какие-то, одно, другое, пятое-десятое.

Барановский молчал.

– Вань, а ты в тюрьме не сидел?

– Нет, конечно. С чего ты решила?

– Сон мне снился плохой. Будто ты в камере, и тебя полотенцем душат.

– Это просто кошмар был.

– Ну хорошо, хорошо.

Мама закрыла глаза.

– Дай мне попить.

Барановский налил стакан воды из кувшина. Мама немножко попила. Открыла глаза.

– А жена не захотела приехать?

– Так я ведь развёлся давно. Три года уже.

– Ах да. Я забыла. Лиза её звали?

– Что? Нет. Почему Лиза? – удивился Барановский. – Её звали…

Он не смог сразу вспомнить.

– Это… Как её… Надя её звали.

– Постой. Жену Мишеньки так зовут. Вы что, на одной женщине поженившись были?

– Ну мама, что ты говоришь? Просто они тёзки, вот и всё.

– Ах да, я не подумала.

Барановскому показалось, что мама будто бы слегка подшофе. «Наверно, от лекарств», – подумал он.

– Мама, а почему ты спросила про Лизу?

– Я спросила?

– Да, ты сказала, что мою жену звали Лиза.

– Не знаю, мне так подумалось. Открой окно, пожалуйста.

– Нельзя. Холодно. Простудишься.

– Ванечка, милый, заботишься обо мне.

Она погладила его по голове.

– Я старался, мама. Вы ведь получали деньги?

– Да, конечно. Нам очень помогало.

– Хорошо.

– Вань, ты мои ботики не видел?

– Ботики? Какие ботики?

– На ноги мне. Носить.

– Нет, не видел.

Барановский заглянул под кровать, но увидел там только ночной горшок.

– Может, в прихожей? – спросил он.

– Там нет.

– Не волнуйся, мама. Я найду.

– Ну хорошо. Поцелуй меня.

Он наклонился и поцеловал её в щёку.

– Мам, скажи, ты помнишь Лизу Матвееву?

Она задумалась, глядя в окно пьяными глазами.

– Скорей бы зима.

– Мам.

– Что, сыночек?

– Ты помнишь Лизу Матвееву?

– Нет. А кто это?

– Была у меня девушка. Звали Лиза Матвеева. Живёт где-то здесь. Стало интересно, как она и что с ней вообще.

– Я помню, ты дружил с одной девочкой. Она училась в лицее. Маша Давыдова. Да, я её хорошо помню.

Барановский не помнил.

– А Лиза Матвеева?

– Нет. Я не помню, Ванечка.

– Да и чёрт с ней!

– Ой, нельзя это слово говорить, оно плохое.

– Прости, мама. Больше не буду.

Они ещё немного поговорили, а потом молчали.

– Я пойду, – сказал Барановский.

– Уходишь?

– Да. Но я ещё вернусь.

– Когда?

– Завтра обязательно.

– Хорошо, Ванюша. Помнишь, я тебе песню пела про Ванюшу?

– Помню, – соврал Барановский.

– Ступай, сынок. Только открой окно.

– Холодно. Простудишься.

«Да это уже не важно, дурак», – сказал внутренний голос.

Барановский вышел. Миша и Надя сидели на кухне.

Он достал из кармана фляжку и махом высосал всю водку.

– Щи будете? – спросила Надя.

Барановский сел у окна. Дождь пошёл сильнее.

По стеклу ползли жирные струйки, напоминающие растительное масло. На душе было скверно.

– Пообедаем? – спросил Миша.

– Ну давайте, – пожал плечами Барановский.

Надя налила, поставила три тарелки.

– Вань, ну что скажешь?

– А? Очень вкусно, спасибо.

– Да я про маму, – сказал Миша.

– Поговорили, – сказал Барановский, прожевав. – Завтра ещё зайду перед отлётом. Она про какие-то ботики всё спрашивала. И окно просила открыть. А сама холодная вся.

– У неё температура высокая. То в жар бросает, то в холод.

– А ботики? Что это вообще? Ботинки?

– У неё сапожки есть, но гулять-то она уже не может, – сказал Миша. – Так что…