Грегори Робертс - Духовный путь [litres]

Наставник говорил мне: «Когда завершишь труд, омойся, вернись, сядь на стул у костра и немного поплачь» .

Я так и сделал.

Я омылся и сел у почти угасшего костра. Выплакал горе. Когда наставник вернулся, он даровал мне привилегию выдуть последние несколько нот из раковины – этим завершился цикл обрядов и церемоний. Мы были одни. Собаки, кошки, попугаи, обезьяны, змеи и прочие создания, обитающие в храмовом ашраме, молчали и не двигались. Звук раковины отражался от стен и витал между огромными гранитными идолами.

С первой же нотой я вошел в транс. Не знаю, смог ли я выдуть все семь нот, а может, их было девять или более. Помню, что наконец открыл глаза, когда дул в раковину, и увидел, что через открытые окна на крыше моросит дождь. Потом оглушительно пророкотал гром, и оказалось, что духовный наставник меня обнимает – я понял, что опять плачу.

В самолете по дороге домой у меня было время обдумать, насколько иначе я бы действовал и реагировал по ходу всего этого тяжелого, мучительного года, если бы не совершил духовного Прорыва и не пошел по Пути.

Мне стыдно об этом говорить, но я слишком хорошо знаю свое «Я», и мне кажется, что в своей прежней жизни, до Служения, утрата обоих родителей на протяжении полугода, возможно, склонила бы меня к тому, чтобы некоторое время врачевать боль спиртным.

И хотя от своих обязанностей по уходу я уклонялся не раз, я знал, что не смог бы с такой стойкостью помогать своей семье, и вместо того, чтобы заботиться об освобождении души моих родителей, я терзался бы виной, горем и сожалениями.

Те несколько лет, что я провел на духовном Пути, подготовили меня: в смерти своих Родителей я увидел не нечто, чем можно мучить Себя, Себя, Себя, но я сумел проявить свое «Я», достойно исполнившее мои Священные обязанности по отношению к ним .

Вера есть Свобода от страха.

Вера есть также Свобода от самых мучительных чувств, которые возникают из привязанности.

Вера – это способность Отдавать, и в исполненные Веры моменты, когда ты от всей души Отдаешь, не прося ничего взамен, ты свободен от оков страха и желания.

Вера поддерживала меня весь этот четвертый год – причем способами, которых я и вообразить себе не мог до прорыва. Мама, по счастью, чудесным образом прожила два с половиной года, а не шесть месяцев, как предполагали врачи. Я был благодарен за каждый «дополнительный» день, который провела с ней моя семья, но во время Служений я не просил о ее исцелении.

Когда мама умирала, все было отнюдь не совершенно. Всякий, кому довелось ухаживать перед смертью за любимым человеком, знает, насколько это тяжело, как часто мы падаем духом и сколько кусочков нашей души умирает тоже. Но в глубине души я знал, что, если я потеряю Веру и попрошу у Божественного Совершенства о мамином исцелении, я не смогу с той же самоотдачей помогать своей семье и своему «Я». Вера состояла в том, чтобы не просить, продолжать Отдавать, когда все побуждения сводились к тому, чтобы упасть на колени и взмолиться; именно Вера позволила моему «Я» неукоснительно исполнять обязанности сына, брата, отца и дяди.

Духовный наставник уверял меня, что те, кто дует в раковину, часто теряют создание по ходу деятельного Служения – он и сам много раз падал без чувств. И все же я оказался совершенно не подготовлен, когда это впервые случилось со мной.

Океан был и передо мной, и по обе стороны. Сзади – деревья. Надо мной в знойном синем небе кружили ястребы и стервятники. Я выдул все семь нот.

После этого я опустил голову, в признательности за то, что закончил, по моему мнению, более чем успешное семикратное Служение. В последний раз поднял глаза к небу, прежде чем направиться домой.

Что было дальше, я не знаю.

Я очнулся немного времени спустя и не мог вспомнить, кто я такой, где нахожусь, что делаю.

Я попал в некое непонятное пространство. Трудно было сказать, нахожусь ли я на потолке и смотрю вниз или на земле и смотрю вверх. Пространственная ориентация пропала. Я то ли плыл, то ли лежал на чем-то. Ничего при этом не ощущая.

Я был в сознании и сознавал, что я в сознании. Предметы не расплывались, но я не понимал их назначения.

Я смотрел на траву и осознавал, что смотрю на нечто, однако не знал, что такое трава. Я видел камни и осознавал, что смотрю на них, но не знал, что такое камни. Я вообще ничего не знал и ничего не помнил.

А потом я понял, что думаю, формулирую вопросы, по-прежнему ощущаю «себя», хотя и не знаю, кто такой «Я».