Саша Филипенко - Возвращение в Острог

Козлов волнуется. Он опасается, что девушка может быть знакома с его супругой. Александр хорошо знает, как устраиваются подобные провокации. Влюблённость в собственную жену делает следователя мнительным.

«С другой стороны, — думает вдруг Александр, — прошло уже столько лет…»

Взяв следователя за руку, Агата впивается в его губы. Дыхание её горячее, язык сильный, однако упорный поцелуй Александру не нравится.

«Жена целуется лучше», — констатирует он.

В этом прикосновении теперь нет ничего. Его не возбуждают эти губы, не пленит запах этой женщины. Закрыв глаза, Александр тотчас представляет, что целует супругу, и Агата чувствует это:

— Посмотри на меня! Нельзя жить прошлым. Нельзя всю жизнь вспоминать то, что было! Ты должен смотреть не под ноги, а вверх! Это как с небом! Некоторых звёзд, которые мы видим, давно нет. До нас доходит лишь их свет, но самих звёзд уже тысячу лет как не существует, потому что они сгорели. Так же и с твоей женой — её давно нет!

— Наверное…

— Неужели ты не видишь, какая я красивая?

— Да, ты, наверное, очень красива…

— Ну так смотри на меня!

Агата стягивает свитер и начинает расстёгивать блузку.

— Забудь её!

Агата внушает, но Козлов не поддаётся. Разглядывая журналистку, он думает теперь, что ему хочется немедленно перенестись в Москву. Все несовершенства Даны, будь то проявившиеся со временем морщинки или потрескавшаяся от мороза кожа на руках, кажутся ему совершенно бесценными на фоне этого чужого тела. Козлов продолжает думать о жене, и, замечая это, Агата принимается с ещё большей страстью целовать его. Кончиком языка она проводит по его щекам, подбородку, кадыку и шее. Стянув со следователя залитую вином майку с Гомером Симпсоном, она целует его плечи и грудь, целует живот и, расстегнув джинсы, запускает руку в трусы. Она гладит Александра нежными длинными пальцами, но никакого результата это не даёт — Козлов по-прежнему не может возбудиться.

— Ты издеваешься?

— Нет, — сев на край кровати, отвечает он.

— Хочешь, я возьму его в рот?

— Не знаю…

— Не знаешь?! Ты больной?! Нет, скажи мне, ты реально больной? У тебя в жизни больше не будет такого шанса, как я, а ты говоришь мне «не знаю»?!

— Не знаю…

— Мудак! Да не вернётся она к тебе никогда!

— Пошла вон…

В 1997 году в матче между клубами «Манчестер Юнайтед» и «Лидс Юнайтед» ирландский полузащитник Рой Кин получает тяжелейшую травму колена в столкновении с Алфе-Инге Хааландом. Норвежец не только намеренно «ломает» Кина, но и, стоя над скрученным от боли игроком, бросает: «Надо уметь нырять!»

Рой Кин запоминает эти слова и четыре года спустя, когда судьба вновь сводит двух игроков, что есть силы въезжает в колено Хааланду. Ирландец вкладывает в удар всю злость, что копится в нём годами, и наносит норвежцу травму, после которой тот уже никогда не сможет по-настоящему восстановиться. Кин при этом кричит: «Больше не стой надо мной и не ной насчёт нырков!» — на прощанье ирландец плюёт в лежащего норвежца и под свет красной карточки покидает поле.

Михаил обожает эту историю. Когда в его острожской квартире только появился интернет, он часами мог пересматривать ролик, в котором Кин мстит Хааланду. Получив результаты экспертизы, Михаил ликует, ибо понимает, что наступает время «подкатиться в Козлова».

О том, что за всем происходящим может стоять Петя Павлов, Михаил додумывается не сразу. К этой мысли его подталкивает директор детского дома, с которой у следователя налажено то, что в народе называется «тайными связями». Три раза в неделю любовники встречаются для кратковременных занятий сексом и получасовых разговоров после. Михаила интересует первая часть, директрису детского дома — скорее иллюзорные отношения после. Обсудив ненавистных мужа и жену, уже почти израсходовав квоты на поддельную близость, любовники однажды заговаривают о делах насущных.

— Это Павлов, я уверена! — уже после второго самоубийства заявляет директриса.

— В смысле?! Что ты имеешь в виду?

— Они не сами это делают — это Павлов!

— Да там всё указывает на самоубийства, не неси чепухи!

— Нет, это не самоубийства! Я уверена, что это Павлов их подговорил!

— Ну и почему? — закуривая, спрашивает Михаил.

— Сам посуди: он всегда был очень странным! Он ведь с самого начала выступал против, потому что сам поехать не мог. А знаешь, о чём он вечно спрашивал у нас, когда ещё был воспитанником? «Я никого не убил и не убью?»