Павел Иевлев - Небо над дорогой

— Нам нужно еды с собой, питьевую воду, молотый кофе.

— Дождевики какие-нибудь, — добавил я, — очки ветрозащитные.

— Всё равно слишком много. Хотя похрен.

Продавец, обычный мужчина средних лет в джинсах, фланелевой серой рубашке, с небольшой аккуратной бородкой, смотрел нас без испуга и без интереса. Судя по всему, ему тут просто скучно — за всё время по дороге не проехало ни одной машины.

— Добавьте к этому рассказ, о том, что у вас творится, и мы в расчёте, — сказал Артём.

— Да похрен, — пожал он плечами, — у нас примерно как везде, ничего особенного.

— Мы издалека, не знаем как тут «везде».

— Да уж, вижу, — покосился на нашу паровую карету продавец, — ну да похрен. Сейчас кофе сварю, а вы пока набирайте, что вам нужно. Вон там фирменные пакеты. Берите, сколько хотите. Или не берите, похрен.

Коллапс этого среза начинался банально — с локальных войн и гражданских волнений, переходящих в другие локальные войны и волнения глобальные. До глобальных войн пока не дошло, но повсюду так уверенно говорили, что они невозможны, что население лихорадочно скупало макароны и тушёнку. Все как-то разом захотели социальной справедливости, что обычно означает передел собственности теми, у кого она есть, за счёт тех, у кого её нет. Устои шатались, границы трещали, национальные вопросы смешались с религиозными, как дрожжи с говном. Территориальные претензии предъявляли даже те, у кого никаких территорий не было отродясь, соседи припоминали все исторические обиды, начиная с эпохи племенных войн. А потом внезапно раз — и всё кончилось.

— Да похрен стало, — равнодушно объяснил продавец, подавая нам кофе.

— Вот прям так похрен? — удивился я.

— Ну. Да что там, я сам тот день помню. Я тогда в банке работал, супервайзером. Работа собачья, нервная. Утром не высыпаешься, вечером тупишь, в пятницу пьёшь, полжизни в офисе, четверть — в пробке по дороге туда и оттуда. Интриги, склоки, начальник пидор, генеральный сука. Кадровичка — вообще звезда с ушами. Ну, как у всех, короче. Жизнь. И вот стою я такой в пробке, думаю, как там перца одного подсидеть, потому что иначе он, падла такая, непременно меня подсидит. И бешусь от того, что он кадровичке присовывает, и никак его, поэтому, не сдвинешь. Хоть начальнику подставляй, потому что он не только вообще по жизни пидор, а и на самом деле полный гей. И уже намекал. И пробка, как назло, глухая, и ещё какой-то пидор… Не в смысле гей, а просто не сидится ему в своей полосе, лезет поперёк. Хотя может, и гей, иначе откуда у него такая тачка? И я сижу за рулём, по радио музыка говно, новости — тоже говно, погода — полное говно, и пидор этот лезет… И я прям чувствую, как меня, сука, накрывает. Вот, думаю, сейчас выйду, подойду к этому пидору, вытащу его из его гейской тачки и втащу ему в грызло с правой. Накатило так-то. И я уже даже потянулся мотор заглушить, и тут как дзынькнуло что-то в башке. Понял — а ведь мне похрен. И этот пидор похрен, и тачка его похрен, и тот пидор, который начальник, похрен, и работа эта похрен, и банк этот ебись конём. Заглушил машину, вышел и домой пошёл. Даже ключи не забрал. Не знаю, куда она потом делась. Может, там и стоит до сих пор. Тогда многие тачки побросали, потому что похрен на них стало.

Продавец рассказывал скучно, без эмоций, как о чём-то совершенно неважном, вроде погоды в Зимбабве. Кофе, впрочем, был неплох, и даже разогретые сэндвичи съедобны. Эли грызла печенье, болтая ножками на слишком высоком для неё стуле, а мы слушали.

— Не, никто не знает, что случилось. Разное говорили потом. То ли по радио что-то такое прокрутили, то ли по интернету прозомбировали, то ли со спутников облучили, то ли по телевизору двадцать пятым кадром… Хотя какие в телевизоре кадры? А ещё была версия, что само произошло. Типа от общего стресса что-то в людях перенапряглось и сломалось. Но так-то вообще всем похрен было. Да какая разница почему? Ещё кофе?

Он запустил кофемашину и вернулся к столику.

— Не, не все одновременно, что ты. Ещё долго потом можно было встретить отдельных упоротых перцев, которые куда-то ломились чего-то спасать. Помню, один даже на улице бегал орал, мол «люди, опомнитесь!». Но они всем похрен были. Говорят, до сих пор встречаются, но уже совсем редко. Вам со сливками? Девочке чаю? Хочешь ещё печенья, ребёнок?

Сходил, принёс. Эли благодарно захрустела.

— Ну, так-то странно поначалу было, но потом как-то наладилось. Я вот тут теперь сижу. Нет, не на зарплате. Как бы моё. Ну, как моё? Владелец сети бросил бизнес, похрен на него стало, я и взял одну заправку. Крупные бизнесы тогда все развалились — там глотки грызть надо, а всем похрен. На мелкие как-то у народа терпелки хватает, хотя так-то и они в целом похрен. Вот я тут сижу, а заедут в день один, много два. Куда ехать-то? Зачем? Но мне похрен, я и живу тут, в комнатке сзади. Заедет кто — хорошо, не заедет — тоже зашибись.