Павел Иевлев - Небо над дорогой

— Точно! — удивился тот. — Теперь вспомнил. Ты дневалил там. Как тебя сюда-то угораздило?

— Накосячил, — вздохнул солдат, — над старшиной пошутили. В сортире ацетона с бензином плеснули в очко. Он там курит всегда, а бычки под себя бросает. Яму выгребную давно не чистили, пары смешались с метаном…

— Ой, бля… — представил я себе последствия.

— Ага, — уныло согласился солдат, — именно, что «ойбля». Мы-то думали ему просто шерсть на жопе подпалить. Он та ещё падла, было за что. Но получился миномётный залп из говнопушки. В роли снаряда — старшина с палёной жопой. Военная прокуратура стала крутить на «терроризм»… В общем, я вышел крайний.

— Не повезло, — сказал Артём.

— Да вот же. Наши там вроде с «друзьями и партнёрами» раздруживаются и распартнёриваются, но я успел, вишь, в штрафные. Лучше бы дома дисциплинарку отмотал.

— И что с тобой делать теперь? — спросил я.

Нелепый и жалкий срочник не вызывал у меня кровожадных чувств, но не стоит забывать, что он только что штурмовал мой дом с автоматом в руках. И вполне мог пристрелить меня при другом раскладе.

— Не знаю, — вздохнул солдат, — мне по любому пиздец теперь. Сейчас они поймут, что я в плен попал, и подрыв активируют. Они всегда так делают. Так что вы подальше отойдите, что ли…

Мы сделали шаг назад и уставились на него. Ничего не происходило.

— Думаю, сигнал через стены башни не проходит, — сказал я.

— Ну, значит, как только дверь откроете — так мне и пиздец.

— Тебя как зовут, воин? — спросил Артём.

— Вова. То есть, рядовой Владимир Пыкшин.

— Вообще-то, Вова, у нас тут пленных держать ни места, ни желания, ни жратвы лишней.

— Да я понимаю… Мне вообще не прёт по жизни, — пригорюнился солдат, — у меня же отсрочка была, по женитьбе. Но я перед свадьбой надрался и лучшую подругу своей невесты трахнул. Та ей рассказала — и она меня послала. Никакой свадьбы, никакой отсрочки. Вот так я из-за бабской зависти погорел.

— Из-за блядства своего ты погорел, — строго сказал Артём.

— Ну и из-за этого тоже, да. Но кто ж знал, что она специально, подруге назло, мне дала? Да и пьяный я был…

— Сиди тут, нам подумать надо.

Мы с Артёмом поднялись наверх, откуда давно уже веяло тревогой оставленной в одиночестве Эли. Она тут же привычно вскарабкалась мне на спину и укоризненно засопела в ухо.

— Спокойней, мелочь, — сказал я ей, — не до тебя сейчас.

— Что с ним делать? — спросил Артём.

— Понятия не имею. Сначала он захочет в сортир, и нам придётся его развязать. Потом он захочет жрать, и нам придётся тратить на него продукты, которых и так не дофига. А потом он зарежет нас ночью, потому что решит, что его за это простят.

— Ну, он, вроде, не такой, — засомневался Артём.

— Когда альтернатива — превратиться в фарш, то все такие. Ну, или он действительно «не такой», и его размажет по стене. Тоже так себе развлечение, отмывать потом.

— И что ты предлагаешь?

— Правильнее всего было бы его пристрелить и отправить в шахту под унитазом. Он, в конце концов, к нам с автоматом залез, не мы к нему. Мы в своём праве.

— И ты сможешь?

— Нет. В том-то и беда. При самозащите застрелил бы, а вот так — нет, не могу.

— И я не могу.

— Идиоты мы.

— Точно.

Достигнув этого оптимистического консенсуса, мы спустились обратно вниз, стойко принимать его последствия. Вова всё так же сидел у стеночки возле камина. Он изумлённо уставился на Эли, висящую у меня на плечах.

— Не спрашивай, — сразу сказал я, — не твоё дело.

— Нет-нет, — замотал для убедительности головой он, — не буду! Слушайте, я тут это… Поссать бы мне.

— Вот, начинается…

— Не, дело ваше, но долго я не протерплю. Пахнуть же будет.

Я подобрал в кладовке трофейный автомат. Обычный АКМ, 7,62, деревянный, «весло». Сделано в СССР. Потёртый, но в хорошем состоянии. Два железных магазина, смотанных синей изолентой «валетом». Оба полные, в патроннике пусто. Практически единственное оружие, с которым я более-менее прилично умею обращаться. Разобрать-собрать, прицелиться и выстрелить, скорее всего, даже попасть. На срочной неплохие результаты показывал. Однако отдал Артёму.

— Раз это твой знакомый, тебе его по нужде и выгуливать.

Он скривился, но ничего не сказал.

— Вова, — сказал я солдату, — сейчас я перевяжу тебе руки вперёд. Тебе могут прийти в голову всякие глупые мысли. Так вот — гони их прочь. Дав нам повод, ты только облегчишь нашу жизнь, понимаешь?

— Понимаю. Да я и не собирался, честно!