Полина Люро: Обгоняя солнце [СИ]

Если тянут за волосы ― это больно, а если при этом пинают ногами, и твоё лёгкое новое платье, задираясь всё больше и больше, медленно рвётся, замерзающее тело пересчитывает грязные лужи на не самой чистой улице, а кругом слышно только улюлюканье и грубый смех незнакомых парней ― это ещё больнее… И ты не знаешь, что делать ― одёргивать ли уже порвавшееся шёлковое платье или закрывать красное от стыда лицо исцарапанными руками, зажмурив глаза и тихо шепча: «Мама, мамочка, помоги мне, пусть это будет только страшный сон, который сейчас закончится…»

И вдруг всё прекратилось, словно она, та, что после изнурительной болезни оставила меня несколько лет назад, услышала с небес мольбы и тихий плач дочери. До меня, как через вату, доносились звуки ударов и хлёстких пощёчин, оханье, брань и стоны моих мучителей, а потом топот их убегающих ног. Мужской голос пытался пробиться ко мне откуда-то сверху, но я всё больше сворачивалась в клубок, стараясь спрятаться и от себя самой, и от моего неожиданного спасителя.

― Эй, девочка, ты как там, жива? Не бойся меня, дай руку, малышка. Как же тебе досталось, бедная. Вставай, замёрзнешь, весна, земля ещё холодная…

С трудом разлепила глаза и протянула руку склонившейся надо мной тени. От слёз мои веки распухли, и я почти ничего не видела. Человек осторожно взял мою руку в свою горячую ладонь и помог встать на ноги. Он снял с себя старую куртку и надел на меня, накинув капюшон на испачканные грязью волосы.

― А что туфельки потерялись ― жаль. Впрочем, не страшно, я тебя на руках донесу. Тут под мостом костёр, согреешься, найду что-нибудь из обуви. Ну-ка, хватай меня за шею, вот так, молодец, мы быстро дойдём.

Перед глазами всё ещё плыло и покачивалось, как на волнах, но я разглядела, что у человека молодое, усталое и худое лицо, покрасневшие, словно от долгой бессонницы, глаза. Мой спаситель двигался так плавно, как будто бежал по облакам, а не по выщербленной дороге. Он почти летел, прижав меня к себе, а я рассматривала его в упор: красивый, глаза чуть прищурены, и вокруг них разбегаются лучики. «Значит, любит смеяться», ― говорила про таких моя бабушка.

― Бабушка, я обещала ей, что вернусь со школьного вечера до того, как зайдёт солнце. А оно уже почти у самого горизонта… ― жаловалась я незнакомцу снова и снова. Он внимательно слушал и кивнул.

― У тебя шок. Значит, не пойдём к костру, побежим за солнцем. Надо его опередить, ― и он улыбнулся одними глазами, ― далеко отсюда живёшь?

― Нет, не очень. За мостом направо… ― и я как могла объяснила ему дорогу к бабушкиному дому.

― Понял. Вот что, малышка, перебирайся ко мне на спину, так мне будет удобнее, быстро домчимся.

Я заметила, что он был одет в старую, но чистую одежду, и от него хорошо пахло, не так, как от местных бродяг или тех, ребят, что привязались к нам с подружкой по дороге из школы. Она меня быстро бросила ― сбежала, а вот мне ― не повезло. Как же не хотелось об этом вспоминать, вот только оно само лезло в голову.

Мой спаситель словно почувствовал, как мне плохо:

― Не горюй, всё в жизни проходит. И это пройдёт, поверь мне. Смотри, какой я быстрый, как ты и хотела ― обогнал солнышко. Оно не успело сесть, а мы уже на месте. Слезай и иди домой. И больше не сворачивай в тёмные переулки, малышка!

Я попыталась сказать ему «спасибо». Но ссадина над губой ныла и сильно кровоточила, да и сами губы были разбиты в кровь. И всё-таки прошептала:

― Спасибо тебе, добрый человек. А почему ты не вызвал полицию?

Он криво усмехнулся.

― Добрый человек? Так меня ещё никто не называл. Нельзя мне в полицию. Не ладим мы с ней. Ты потом вместе с бабушкой сходишь туда и обязательно в больницу, хорошо?

Я кивнула.

― Как тебя зовут, спаситель?

Он засмеялся.

― Никак. Прости, малышка, не могу сказать. Работа у меня здесь неподалёку. Надо спешить, и пообещай никому не рассказывать, как я выгляжу, ладно?

― Ни за что! Не сомневайся во мне, я тебя не выдам, ― осторожно слезла с его спины, легонько поцеловав в щёку и оставив на ней кровавый отпечаток разбитых губ. Стоя у бабушкиной калитки, хотела махнуть ему рукой, но его уже и след простыл. Я медленно поковыляла босыми ногами к дому, всё ещё ощущая на своих губах вкус его ухоженной кожи и лёгкий, едва ощутимый запах дорогого парфюма.

Кто же ты, мой спаситель, один справившийся с целой бандой негодяев? Таинственный и очень опасный. Первый мужчина в моей жизни, назвавший меня «малышкой», обогнавший солнце и незаметно похитивший моё сердце…