Мелани Бенджамин - Госпожа отеля «Ритц» [litres]

– Деньги, которые ты снимал со счетов. Деньги, которые по праву принадлежат мадам Ритц.

– Кто тебе сказал? Бланш?

– Нет… Что? Бланш? – Хотя, конечно, Клод понимает, что Бланш всегда знала о внутренних механизмах, особенностях и секретах, о настоящей жизни «Ритца» больше, чем он.

– Ну да.

– Она ничего мне не говорила. В этом не было необходимости. Каждое су в этом отеле у меня на счету. Чего я не знаю, так это того, как ты тратишь деньги.

– И я не скажу тебе. Ради твоего же блага.

– Значит, ты не сможешь вернуть долг? – Фрэнк качает головой, вздыхает и откидывается на подушки. – Ладно. Конечно, в другое время мне пришлось бы уволить тебя за это.

– Я ухожу в том числе и поэтому. Чтобы избавить нас обоих от этих неприятностей.

– Хорошо. Иди. И не говори мне, куда направляешься.

– Я подумал, что ты захочешь узнать кое-что о Бланш.

Клод задыхается, обожженный внезапно вспыхнувшим пламенем надежды. Он и раньше спрашивал Фрэнка о ней – он спрашивал всех! Стучал в каждую дверь, загонял в угол горничных, хватал за воротнички коридорных. Но никто ничего не знал. По крайней мере, так они говорили.

– Откуда ты знаешь? Ты ее видел?

Фрэнк смотрит на Шанель, которая хмурится. У нее в руках нижнее белье, которое Клод старается не замечать. Кинув белье в чемодан, она садится, явно смущенная. С губ Клода чуть не срываются извинения за то, что он доставил мадемуазель неудобства.

Шанель скрещивает руки на груди, выставив острые локти. В ней нет ничего мягкого, она – воплощенная резкость, думает Клод. Острый нос и подбородок, тонкие высокие каблуки, когтистые пальцы. Узкие щели глаз, в которых мелькают дьявольские огоньки.

– Бланш увезли во Френ, – наконец произносит она, тоже резко. – Спатзи сказал мне.

С трудом сглотнув – в горле совсем пересохло, – Клод кивает. Он догадывался, что она во Френе. Если бы ее держали в одной из маленьких городских тюрем, он бы уже нашел ее.

Постепенно приходит осознание.

Френ.

Пригород Парижа, примерно в пятнадцати километрах к югу. Это последняя остановка перед трудовыми лагерями; судьба тех, кто попадал во Френ, была предрешена. Клод ни разу не слышал, чтобы кто-то вернулся оттуда. Живым.

– Она все еще там?

– Да. – Шанель затягивается сигаретой, выдыхает дым и смотрит на Клода так, словно он – зверь в зоопарке, поведение которого ставит ее в тупик. Эта женщина не знает, что такое любовь. Никогда не знала, не могла понять.

– Слава Богу и за это, – шепчет он дрожащим голосом. – Она… Как она?

– Понятия не имею, меня это не касается. – Она гасит сигарету в пепельнице и встает.

Фрэнк, который почти поверил, что на этот раз Шанель не разочарует его, хмыкает.

– Когда люди попадают во Френ, о них уже ничего нельзя разузнать. И Бланш, и Лили отвезли туда. Наверное, ты уже знаешь, что задумали нацисты? В гестапо есть досье на Бланш. Фон Штюльпнагель тебе этого не говорил?

– Нет. – И никто из офицеров, пришедших ему на смену, тоже. Клод спрашивал всех и каждого, но в ответ получал только пожатие плечами, только отрицание знания. Интересно, знают ли они, что на самом деле происходит в Третьем рейхе? Он рушится на глазах; офицеры бегают, недоверчиво поглядывая друг на друга, телеграммы сотнями летают между Берлином и Парижем. Впрочем, какое это имеет значение, если Бланш все еще не на свободе?

– Признаюсь, я удивлена, – бросает Коко через плечо, наклоняясь, чтобы закрыть чемодан. – Не думала, что Бланш такая…

– Смелая? Порядочная? Честная? – Клод бросается к Шанель, намереваясь встряхнуть ее. – Настоящая патриотка, в отличие от вас?

– Успокойся, Клод. – Шанель озадаченно прищуривает и без того узкие глаза. – Я восхищаюсь твоей женой, если хочешь знать. Наверное, ей было нелегко все эти годы. Еврейка в логове нацистов. Отчасти я понимаю, почему она так поступила… Хоть и считаю ее поведение опрометчивым и глупым.

– Вы знали о Бланш? – Клод недоверчиво смотрит на Фрэнка. – Ты сказал ей?

– Нет, Фрэнк этого не делал, – заявляет Шанель. – Я просто очень проницательна. В отличие от наших немецких друзей.

– Вы… это вы ее сдали? Если это так, клянусь, я…

– Чушь! – Все костлявое тело Шанель выражает возмущение. – Никто ее не сдавал, Клод. В тот день ее узнали почти все. Все видели, что она сделала. И все знали, где она живет.

– Но ведь вы использовали законы Виши в своих интересах? Чтобы получить полный контроль над парфюмерной компанией, устранив еврейских партнеров. Вы не любите евреев, мадемуазель. Это всем известно.