Василий Ермаков - Мотив

Я заметил, как дернулся Юрка, как побелело от напряжения его скуластое лицо. Я придвинулся к нему поближе, чтобы он не сорвался и не натворил глупого.

Галка схватила ведро, стоявшее в углу под веником. Петухов, споткнувшись на ровном месте, растерянно остановился.

— Ну что же ты. Петушок Золотой гребешок? — дразнилась Галка. — У-у! Дотронься только. Я тебя таким одеколончиком надушу — за неделю не отмоешься.

— Отставить! — закричал лейтенант. — Петухов, оставь ее! А ты!.. Поставь ведро, где стояло.

И тут я увидел, как Данила Петрович, хватаясь за сердце, пополз по стене. Никогда в жизни не наблюдал я таких серых землистых лиц, какое у него было в этот момент. А ободки век стали розовыми. Я бросился к Даниле Петровичу.

— Явление второе, — недоверчиво усмехнулся лейтенант, перегнувшись через барьер. — Петухов, плесни на него из графина.

Петухов, подхватив графин с водой, выкатился из-за барьера и плеснул в лицо Данилы Петровича. Данила Петрович тяжело дышал, широко разевая рот, и глядел перед собой бессмысленно, стеклянно.

— Скорую, что ли, вызвать? — пробормотал лейтенант. — А, Петухов?

Тот уже говорил в телефонную трубку, объясняя кому-то, что случилось, и, следуя, видимо, чьему-то совету, привстал и широко распахнул форточку.

В ожидании «скорой» все молчали. Наконец вошли женщина врач и санитар с носилками. Врач пощупала пульс, лицо ее стало строгим. Быстро достала она из чемодана ампулу и шприц. Ввела содержимое шприца в руку Данилы Петровича. Затем легонько, но настойчиво пошлепала его по щекам. Щеки медленно порозовели.

— Положите его на носилки, — сухо приказала врач. — Осторожнее!..

Строгая и настороженная, осуждающе поджав губы, она вышла. Санитар и Витька вынесли Данилу Петровича. Обратно Витек не явился, но ни лейтенант, ни Петухов не обратили на это никакого внимания. Похоже, им осточертела возня с нами, не верили они, наверно, ни в какой притон, ни с развратом, ни без разврата.

— Так мы пойдем? — тихонько спросила Галка.

— Куда это? — отозвался лейтенант.

— Баиньки.

— Нет уж, красавица, — усмехнулся лейтенант. — Мы обязаны все выяснить, и мы выясним.

Петухов принялся, кряхтя и отдуваясь, напяливать на свое тучное тело шинель. И в это время дверь распахнулась. Блеснуло золото полковничьих погон. На пороге стоял отец Герки и, щурясь, смотрел на нас. Из-за его плеча выглядывали Витька, Герка и Полуянов. Военрука, наверно, притащил Герка. Худощавое узкое лицо лейтенанта милиции вытянулось, я думал — он скажет: явление третье. Но он удержался.

— Здравствуйте, — глуховатым голосом заговорил Башмаков, едва заметно усмехнувшись при взгляде на Петухова. — Что тут у вас происходит?

Сержант, расправив плечи и подобрав живот, радостно ел полковника глазами. Лейтенант почтительно изложил, в чем дело, подчеркнув, что он действует с ведома вышестоящего начальства.

— Ваш сын тут ни при чем, — добавил лейтенант, слегка поморщившись.

— Вот как! — буркнул Башмаков. — Занятно получается. Взяли его вместе со всеми, но он все же ни при чем. Объяснитесь.

Лейтенант оглянулся на Петухова.

— Да товарищ же полковник, — радостно гаркнул Петухов. — Не узнаете, что ли? Я же служил под вашим началом. Забыли? Сержант Петухов.

Башмаков помассировал свое крупное лицо, подошел к барьеру, но остался по эту сторону.

— Да нет, Петухов, не забыл я тебя, — проговорил он. — Рад видеть тебя здоровым и деятельным. Помню, не забыл. А вот ты, я вижу, забыл кое-что.

— Как можно, товарищ полковник! — разволновался Петухов. — Все помню! Ничего не забыл.

Башмаков повел взглядом и остановился на мне. Взгляд его был тяжел, но добр и внимателен.

— Николай, у тебя где отец похоронен? — неожиданно спросил он.

— На станции Лоухи, — отозвался я. — В братской могиле.

— А у тебя, Юра?

— Мой отец живой, Михаил Афанасьевич, — возразил Юрка. — Он учитель в начальной школе.

— А у тебя, Галя?

— Мой в Венгрии, — ответила Галка. — В братской могиле.

— В братской, — повторил Башмаков и помолчал, словно вслушиваясь в это слово. — Слышишь, Петухов? А говоришь, ничего не забыл. Значит, сына того, кто может заступиться, можно и пожалеть? А сына и дочь павших солдат, сына скромного учителя начальной школы можно и потеснить-обидеть?

Петухов конфузливо засопел и часто-часто заморгал белесыми ресницами. Лейтенант, сделав вид, что ему срочно понадобилась какая-то бумага, отвернулся. Тети в фуфайках благоговейно взирали на полковника, и даже старик сторож одобрительно кивал головой.