Василий Ермаков - Мотив

— Вы совсем не читаете наших писателей, — продолжала ошеломлять меня Настя. — А почему-у?

Все еще подозрительно настороженный, я сообщил угрюмо, что да, мне не нравится наша литература. Классика, конечно, не в счет.

— За что же вы ее так? — полюбопытствовала Настя, имея в виду, конечно, современную, а не классическую литературу.

— Вранья много. Все придумано. Про колхозы, например. Жил я в колхозе — знаю. Я по названию могу определить, хорошая книга или худая.

— Плохая, — поправила меня Настя. — Например?

— «Солнце светит всем», «Заре навстречу», «Кавалер Золотой Звезды»…

— Ну-ну, — засмеялась Настя, сделавшись еще обаятельнее. — Как говорится — не лишено оснований… Скажите… если, конечно, не секрет, а сколько вам лет?

— Семнадцать, — ответил я. — Почти… А вам?

— Женщинам такие вопросы не задают, — слегка помрачнев, назидательно улыбнулась Настя, покосившись на Очередного Соискателя, явно обеспокоенного нашим задушевным разговором. — Мне, увы, больше. Мне уже девятнадцать.

— Это ничего, — искренне утешил я Настю.

— Вот и хорошо, — еще больше омрачилась она и придвинула ко мне читательскую карточку — расписаться за полученные книги. Поставив подпись, я поднял глаза на Настю: мне казалось, что она еще не все сказала, что хотела. И тут случилось такое, что окончательно доконало меня: Настя, накрыв своей крепенькой ладошкой мою руку и чуть-чуть порозовев от смущения, осведомилась, не обескуражит ли меня одна ее небольшая просьба. Говорят, идет хороший фильм — «Утраченные грезы», кажется, итальянский. А возможности вырваться за билетами нет. Так вот… нельзя ли как-то… помочь… в этом?..

Это была неожиданность из неожиданностей. Голова пошла кругом. Я хотел заверить, что, конечно же, сделаю, какой вопрос, в лепешку расшибусь, а билеты хоть из-под земли достану, но не успел — за моей спиной громко вскрикнула отворяемая дверь. Настя прянула туда взглядом, и я тоже — на пороге стояла Валя с двумя книгами под мышкой. Она было обрадовалась, увидев меня, и тут же насторожилась, усмотрев, наверно, что-то нехорошее на моем лице. Я растерянно глазел на нее, она на меня, Настя на нас обоих, а Очередной Соискатель на всех нас.

Надо немедленно исчезнуть. Пообещав Насте достать билеты на девятичасовой сеанс, я направился к выходу, делая вид, что Валя сама по себе, а я соответственно. Намерение понаблюдать из окна читального зала за второй школой забылось. Я подумал, правда, что там мог сидеть Юрка, коль скоро наши вернулись из Наттоваракки, но сейчас мне было и не до Юрки.

Валя опередила меня — вышла первой. На лестничной площадке мы переглянулись, молча спустились вниз и вышли на улицу.

— Ну и как? Ты собой доволен? — спросила Валя, не глядя на меня.

— А почему? — я прикинулся дурачком.

— Не на-до! — пресекла она мои уловки. — Если ты не хочешь… Но зачем же так вести-то себя? Зачем?..

Я в упор взглянул на нее и едва не спросил, а почему она во всем слушается Светку, шагу без оглядки на нее ступить не смеет, но что-то удержало меня. Я молча направился через центр Городской стороны к Большому мосту. К моему удивлению, Валя не вернулась в библиотеку, а пошла вместе со мной.

Город был оживлен. Возле магазинов, продуктовых и промтоварных, возле столовых и пивных, у входа в кинотеатр «Норд» — всюду сновал народ, только что добивший первую смену трудового дня.

— Зачем так-то? — повторяла Валя, прижимая к груди книги. — Зачем?..

Мы взошли на горбатый Большой мост. Справа и слева, отражая и дробя огни города, с шумом и звучными внезапными всплесками неслась бурная холодная вода. Валя шагала, как деревянная, и видно было, что обижена так, что еще сильнее уже невозможно было обидеть ее. Тыльными сторонами ладоней она ловила бегущие из глаз слезы. Набухшие губы расползались. Валя пыталась совладать с ними и не могла совладать.

Неожиданно я ощутил на себе чей-то взгляд и резко посмотрел влево: на другой стороне моста, опершись об сиденье велосипеда, стоял Сашка Моряков. Он пристально и с таким состраданием всматривался в Валю, что казалось, и сам вот-вот расплачется. Мне стало не по себе. Мне сделалось еще хуже, когда Сашка перевел свой взгляд на меня: столько презрения, столько всего другого, самого разного, читалось в этом взгляде. Будто Сашка полагал меня ничтожной козявкой, не более.

Наши взгляды столкнулись. Сашка вздернул взлохмаченную ветром голову, сложил губы трубочкой, намереваясь засвистеть; нажал на педаль и, плавно набирая скорость, покатил в город.