Елизавета Дворецкая - Наследница Вещего Олега

Сообразив, что еще не видела мужа, Ута оглянулась на дверь.

– Остался у князя. Я вижу, он у них там как будто живет, – усмехнулся Хельги.

– Они выросли вместе и всегда заодно.

– Но мне незачем у него что-то спрашивать. Ты так хорошо все рассказала, – Хельги благодарно улыбнулся Уте.

Когда он улыбался, особенно в разговоре с женщинами, его лицо становилось таким мягким и располагающим, что те очень быстро забывали о его родимом пятне и предавались ему всем сердцем. Даже Мистина так не мог: в его взгляде на женщин сквозь снисходительное пренебрежение просвечивало тайное любострастие, поэтому при нем они держались настороженно. Чтобы выдержать его взгляд, требовались смелость и самоуверенность. Но мягкая улыбка Хельги говорила: я люблю вас такими, какие вы есть, и рядом со мной вы в полной безопасности! Поэтому женщины, при первом взгляде на него пугавшиеся, уже скоро готовы были сами предложить ему все, чего бы он ни пожелал. При таком обхождении был бы любим и человек с еще менее привлекательной внешностью.

– Не грусти, Фастрид! – прежде чем идти спать, Хельги снова приобнял Пестрянку. – Положись на меня, и скоро у тебя все будет. И твой муж, и греческие платья, и еще много всего…

Пестрянка молча склонила голову ему на грудь. В ее нынешней странной жизни Хельги был кем-то вроде божества, которому она поневоле вручила свою судьбу.

Наутро Эльга едва дождалась времени, когда княгине уместно ходить в гости, пусть даже к сестре. Тревога не давала ей спать. Весь вчерашний вечер ей казалось, что все это какое-то нелепое недоразумение. Но потом Мистина сказал ей как есть. «Хельги копает под тебя и твоего сына. Он опасен». Эти слова и прояснили ей мысли, и ужаснули.

Однако знала она и другое. Мистина тоже опасен. Олег Предславич уехал из Киева живым – после того как оправился от сильного удара по голове, который в случае неудачи мог бы его и убить. А другим людям, мешавшим ее свояку, повезло и того меньше. И если он сочтет, что Хельги представляет угрозу…

С весны, со дня переворота, Эльга постоянно помнила, что они с Ингваром стоят на тонком льду. Дружина вознесла их на престол, поляне смирились, а прочие многочисленные данники и узнают о перемене только зимой, когда с полюдьем к ним придет уже другой русский князь. Взять власть не так трудно, как удержать. Они должны не обмануть ожиданий всех, кто имеет влияние на людей. Но сейчас, пока Ингвар даже не сходил в полюдье и не заключил новые договора, их положение очень шатко.

– И так будет еще лет несколько, – сказал ей как-то Ингвар. – Готовься.

– Я готова! – ответила она тогда.

Но кто же мог знать, что первый бой им придется выдержать с собственными родичами! После переворота, когда Олег Предславич и Мальфрид уехали на запад, Ингвар вдруг сообразил: а ведь они могли поехать на север, к Сванхейд, и обвинить его, поступившего с ними так не по-родственному. Если бы Сванхейд приняла сторону дочери, последствия для Ингвара могли бы быть самыми тяжелыми. Мать могла бы проклясть его, лишить права на отцовское наследство – и тем наполовину убить его как киевского князя. Никому об этом не говоря, Ингвар испугался. И поручил уладить дело с матерью Мистине – как ни мало ему хотелось расставаться в это трудное время со своей правой рукой, – потому что только его уму, верности и ловкости мог довериться.

Но Эльга никак не ждала нападок от собственной родни. Последний брат Вещего жил далеко, от притязаний на киевское наследство отказался много лет назад, и казалось, можно с ним не считаться. Ингвар прав: во всем виноват Хельги. Без него дядя Торлейв спокойно принял бы перемену. А Хельги просто не знает, с кем столкнулся и чем ему это грозит. Он не знает, кто такие Сигге Сакс, Требимир Кровавый Глаз и Ама Савар. А она время от времени видит их на Свенельдовом дворе и помнит: для этих людей нет ничего недозволенного.

Да нет же, успокаивала Эльга сама себя по дороге. Хельги – двоюродный брат Уты, шурин Мистины. Тот не поднимет руку на родича. Сам Хельги не может желать зла сестрам, и они как-нибудь договорятся. В этом Эльга очень рассчитывала на помощь Уты: эти двое не могут не прислушаться к ней, когда одному из них она – сестра, а другому – жена.

Однако княгиня проехалась напрасно. Оказалось, что Хельги уговорил Уту покататься по Днепру: взяв всех женщин и детей дома, посадил в три лодьи с гребцами и увез смотреть горы. И Торлейва позвал с собой. Эльга была разочарована и даже растерялась: почему же родичи не позвали и ее? Не так уж ей хотелось смотреть на горы – насмотрелась за три года, – но неужели теперь и Торлейв, и Хельги, и даже Ута не желают ее видеть? Родичи пригрозили ей, княгине киевской, разрывом, и уже избегают ее, даже не получив ответа? Не ждала она такого от своего доброго дяди, улыбчивого Хельги и тем более преданной Уты!